Сибирские огни, 1974, №8

вспотевшую лысину.— Ребятки на меня страшно обиделись, что добро­ вольно ухожу от них. Произошел пьяный шухер, после которого ма­ шина «Скорой помощи» подобрала меня без сознания с тремя ножевыми ранами и со штопором вот в этом месте...— он приподнялся со стула и хлопнул себя ладонью ниже спины.— Да, да, Степан Степанович! С обыкновенным штопором, каким откупоривают бутылки, ввинченным в мое тело на всю катушку. Я истекал кровью, подыхал, как последний пес... На счастье попал в руки к гуманному врачу. Он, не считаясь с моим прошлым, не пожалел даже своей собственной крови, чтобы влить мне. Он жизнь мою беспутную спас!.. Через его руки прошел и Павлуша Мохов, имевший неосторожность заступиться за меня. Ребят­ ки его чем-то тверденьким по темечку тюкнули. Лицо Остроумова сделалось скорбным. Он замолчал, ожидая, что Степан Степанович задаст наводящий вопрос. Вопроса не последовало, и тогда Остроумов продолжал дальше: Врача, который вырвал нас с Павлушей с того света, зовут Иго­ рем Владимировичем. Недавно, точнее в прошедшее воскресенье, я встретил его в «Космосе». У Игоря Владимировича состоялся торжест­ венный день рождения. Культурные друзья стали дарить подарки. Я был выпивши, растрогался до слез и от чистого сердца тоже вручил подарочек,— Остроумов вытер лысину.— А сегодня Игорь Владимиро­ вич звонит мне и говорит, что из-за этого подарочка его тянет уголов­ ный розыск. «Как же так, уважаемый? На свою беду я спас тебе жизнь?» — спросил он меня. Боже, что произошло со мною после этого звонка!.. — Решился на раскаяние? — усмехнулся Степан Степанович. Остроумов растерянно замигал. Глаза его повлажнели, и слезы медленно поползли по впалым щекам. — Я полжизни мотался в лагерях, полжизни жрал тюремный харч и таскал параши. Я почти забыл свое имя. Как собака, откликался на кличку, которую вы мне сегодня напомнили. У меня на голове не оста­ лось ни одного волоска, во рту нет ни одного собственного зуба, но... Почему вы, Степан Степанович, считаете, что вместе с волосами и зу­ бами у меня исчезла совесть? Почему?! Остроумов закрыл было лицо кепкой, но сразу убрал ее. Слезы ка­ тились по его щекам и часто-часто капали на колени. Руки дрожали. Казалось, он силился сдержать слезы и не мог. И тогда он заговорил, не обращая на них внимания, облизывая кончиком языка верхнюю губу. — В сорок седьмом году мне отвалили пять пасок за какую-то ме­ лочевку дореформенными деньгами. Пусть я украл их, пусть... Но не жестоко ли за мелочевку давать такой срок? — Остроумов вытер лицо кепкой. Глаза его стали злыми, красными.— Я обалдел от возмущения и решил мстить. Мне давали срок за каждое мое дело. Я отбывал и принимался за прежнее. Опять садили... Да что рассказывать! Вы, Сте­ пан Степанович, все знаете. За двадцать четыре вода меня не пожалел ни один человек! И только Игорь Владимирович... Этим он перевернул все мои уголовные потроха. Я стал работать, у меня золотые руки. Ко­ торый год не воровал... — И не вытерпел. Остроумова заколотил мелкий озноб. Лыоина вспотела, будто на лее брызнули водой. Он вытирал голову кепкой, но она потела еще больше. — Встретился с Павлушей Клопом, затмение нашло, магазинчик с часиками подвернулся, не устоял,— тихо проговорил он и умоляюще посмотрел на Степана Степановича.— Отложите допрос на завтра. Все как на духу расскажу. Сейчас не могу говорить, мысли путаются... Для 8 . Сибирские огни № 8.