Сибирские огни, 1974, №7

приказчиками и управляющими, но сейчас, когда дом ее ломился от всякой всячины, она отказала сыну в малейшей помощи. 11 апреля 1826 года у Полины родилась дочь. Ее назвали Александ­ рой. Волнения четырех месяцев не прошли бесследно для Полины, после родов она тяжко захворала и три месяца пролежала в постели, почти в бессознательном состоянии, несколько недель она была при смерти. Рождение ребенка вызвало переполох в доме Анны Ивановны. Вся ее челядь взволновалась — одни злорадствовали по этому поводу, хоть и кормились на деньги своей взбалмошной родственницы, другие, те, что перекачивали правдами-неправдами состояние Анненковой в свой карман, испугались всерьез: а что, если француженка тайно обвенчана с барином и теперь предъявит свои права?! Сама Анна Ивановна на­ столько любопытствовала по этому поводу, так стремилась узнать, вен­ чаны молодые или нет, что сулила служивому человеку Ивана Алек­ сандровича две тысячи рублей за правду. Подумать только: отказать сыну в элементарной помощи и платить такие деньги лишь за то, чтобы узнать — узаконен его брак с Полиной или нет! От француженки отвернулись друзья. Лишенная работы, больная, она вынуждена была продавать фамильные драгоценности — их было, надо признаться, не так уж и много, пошли в ход все более или менее приличные вещи. Старуха, скорее снедаемая любопытством, чем жа­ лостью, прислала небольшую помощь; деньги эти мгновенно растаяли: они ушли на содержание и себя, и ребенка, на оплату лекарств и врача, на получение сведений об Иване Александровиче — Полина даже на свой счет снаряжала в Петербург гонца. Едва оправившись от болезни, решила она и сама отправиться в столицу. Как иностранке, ей для этого понадобился паспорт. «В то время меня начали осаждать приближенные Анны Ивановны то своим вниманием, то разными преследованиями. Пока я хворала, ме­ ня все забыли и оставили в покое, но когда узнали, что я хлопочу о пас­ порте, чтобы ехать в Петербург, то стали снова убеждать меня не ездить и даже интриговали, чтоб я не могла получить паспорта». И все же она уехала. Анненков был человеком, склонным к меланхолии, «по природе своей,— писал декабрист Розен,— он был тих, молчалив, мало сообщи- телен, и Крайне сосредоточенного характера». Разлука с Полиной — единственным человеком на белом свете, к которому Иван Александро­ вич был привязан всей душой своей, подействовала на него убийствен­ но. В одной из первых записок, полученных Полиной с помощью все того же преданного Стремоухова, были такие строки: «Где же ты, что ты сделала? Боже мой, нет ни одной иглы, чтобы уничтожить мое существование!» А существование его было отвратительным. Дело даже не в тога, что деньги, отпущенные на содержание узников, растекались по рукам крепостного начальства, от коменданта Сукина до нижайшего из чинов, дело еще и в том, что петербургские родственники воровали из тех не­ больших средств, которые посылала все же, после близкого знакомства с Полиной, мать декабриста. Один из них — Якобий — имел доступ в крепость. Но из тысячи пятисот рублей, отправленных из Москвы, он присвоил две трети, решив, что Анненкову хватит и пятиста рублей. Он оставил у себя вещи узника, даже любимые его золотые очки, которые, по настоянию Полины, вернул через тридцать лет! Появление Полины в Петербурге, ее настойчивость в желании уви­ деться с возлюбленным, ее находчивость и отвага свершили чудо: Ан­ ненков ожил, в сердце его явилась яснокрылая надежда на соединение