Сибирские огни, 1974, №7

ко друг друга, жили только друг для друга. И возвращались в Москву неохотно. Едва въехали они в порфироносную столицу, вдовствующую Моск­ ву, как разнеслась весть: в Таганроге умер Александр I. Анненков засо­ бирался в Петербург. В канун его отъезда из разговоров друзей Ивана Александровича, молодых людей, ежевечерне у него собирающихся, Полина узнала о тайном обществе и о принадлежности к нему ее возлюбленного; перед отъездом он ей признался, что состоит в заговоре и что «неожиданная смерть императора может вызвать страшную катастрофу в России». «Мрачные предчувствия теснили мне грудь. Сердце сжималось и ныло. Я ожидала чего-то необыкновенного, сама не зная, чего именно, как вдруг разнеслось ужасное известие о том, что произошло 14 декаб­ ря... В это время забежал ко мне Петр Николаевич Свистунов, который служил в кавалергардском полку... Я знала, что Свистунов товарищ и большой друг Ивана Александровича, и была уверена, что он приходил ко мне недаром, а вероятно имея что-нибудь сообщить о своем друге. На другой же день я поспешила послать за ним, но человек мой возвра­ тился с известием, что он уже арестован». «Тот, кто не испытал в России крепостного ареста, не может вооб­ разить того мрачного, безнадежного чувства, того нравственного упад­ ка духом, скажу более, даже отчаяния, которое не постепенно, а вдруг овладевает человеком, преступившим за порог каземата. Все его отно­ шения с миром прерваны. Он остается один перед самодержавною не­ ограниченною властью, на него негодующею, которая может делать с ним, что хочет, сначала подвергать его всем лишениям, а потом даже забыть о нем, и ниоткуда никакой помощи, Ниоткуда даже звука в его пользу. Впереди ожидает его постепенное 'нравственное и физическое изнурение; он расстается со всякой надеждой на будущее, ему пред­ ставляется ежеминутно, что он погребен заживо, со всеми ужасами это­ го положения... Это нравственная пытка, более жестокая, более разру­ шительная для человека, нежели пытка телесная». Именно такое чувство испытал и автор приведенных выше строк Николай Васильевич Басаргин, и все друзья его — декабристы, и Ан­ ненков. Он был арестован 19 декабря 1825 года и после первого допро­ са, как уже говорилось, отправлен в Выборгскую крепость. За несколько дней до этого, 12 числа на собрании у князя Оболен­ ского он заявил, что не уверен в солдатах кавалергардского полка, что они не подготовлены к восстанию и вряд ли поддержат его. 19 числа де­ журный офицер полка пришел за ним со словами: «Ну, одевайся, толь­ ко шпаги не бери...» Эскадронный командир Фитингйф отвез Анненкова во дворец. Там он встретил двух своих товарищей: Муравьева и \Арци- башева. Им не дали обмолвиться и словом, развели по разным углам. Зал был наполнен военными, высокопоставленными чинами. Они возмущались, называли восставших злодеями, делали это нарочито громко, словно не замечая, что трое из участников событий присутст­ вуют при этом, а, точнее, специально говорили грубей и наглей, именно д л я декабристов, навеки отсекая их от своего в ы с ш е г о общества. Их допрашивал — по одному — сам император. В записи Полины сохранился рассказ Ивана Александровича об этом: «Я первый вошел в комнату, в которой был государь; он тотчас запер дверь в зал, увлек меня в амбразуру окна и начал говорить: Были в обществе? как оно составилось? кто участвовал? чего хо­ тели?