Сибирские огни, 1974, №7

Фонвизиной. Человек, в жизни своей не знавший тепла и участия от род­ ных и близких, Дуров только разве в детстве был обласкан материн­ ским вниманием почти незнакомой женщины — это была княгиня Волкон­ ская. Вещее сердце Натальи Дмитриевны почувствовало его одиночест­ во, он ей показался сыном, ведь их объединяло о д н о д е л о , и, чтобы иметь возможность помогать Дурову и Достоевскому, Фонвизина тут же объявила, что Дуров — ее племянник. Все легко поверили их малень­ кой лжи, потому что никто не слышал их разговора, а издали он произ­ водил впечатление беседы и впрямь хорошо знакомых, давно не видев­ шихся людей. Такая уловка позволила Фонвизиной чаще видеться с за ­ ключенными до самой их отправки в глубины Сибири, передать каж­ дому из них деньги и одежды и даже проводить Достоевского и Дурова. «Узнав о дне их отправления,— вспоминает Францева,— мы. с На­ тальей Дмитриевной выехали проводить их по дороге, ведущей в Омск, за Иртыш, верст за семь от Тобольска. Мороз стоял страшный. Отпра­ вившись в своих санях пораньше, чтоб не пропустить проезжающих уз­ ников, мы заранее вышли из экипажа и нарочно с версту ушли вперед по дороге, чтоб не сделать кучера свидетелем нашего с ними прощания. Долго нам пришлось прождать запоздалых путников: не помню, что задержало их отправку, и 30-градусный мороз порядочно начал нас пробирать в открытом поле. Прислушиваясь беспрестанно к малейшему шороху и звуку, мы ходили взад и вперед, согревая ноги и мучаясь неиз­ вестностью, чему приписать их замедление. Наконец, мы услышали от­ даленные звуки колокольчиков. Вскоре из-за опушки леса показалась тройка с жандармом и седоком, за ней другая; мы вышли на дорогу и, когда они поравнялись с нами, махнули жандармам остановиться, о чем уговорились с ними заранее. Из кошевых (сибирский зимний экипаж) выскочили Достоевский и Дуров. Первый был худенький, небольшого роста, не очень красивый собой молодой человек, а второй лет на десять старше товарища, с правиль­ ными чертами лица, с большими черными задумчивыми глазами, черны­ ми волосами и бородой, покрытой от мороза снегом. Одеты были они в арестантские полушубки и меховые малахаи, вроде шапок с наушника­ ми; тяжелые кандалы гремели на ногах. Мы наскоро с ними прости­ лись, боясь, чтоб кто-нибудь из проезжающих не застал нас с ними; и успели только им сказать, чтоб они не теряли бодрости духа, что о них и там будут заботиться добрые люди. Они снова уселись в свои кошевые, ямщик ударил по лошадям, и тройки помчали их в непроглядную даль горькой их участи. Когда за ­ мер последний звук колокольчиков, мы, отыскав наши сани, возврати­ лись чуть не окоченевшие от холода домой». Не меньше сделали тобольские поселенцы и для польских револю- , ционеров, шедших этапом на Сибирскую каторгу. 18-го сентября 1850 г. Н. Д. ФОНВИЗИНА — С. Я. ЗНАМЕНСКОМУ: «...Я, кажется, писала тебе, что получила разрешение ехать к водам. Княжны уехали, и отец (генерал-губернатор Горчаков,— М. С.) не по­ зволил им со мною видеться... Он даже боялся, чтобы я не поехала к ним навстречу, и. прислал сюда официальное мне запрещение выезжать и приказание отложить поездку к водам до будущего года; но так как он не имеет права мне ни запрещать, ни приказывать без разрешения свыше, то я ему настрочила жестокое письмо и вступила с ним в войну.