Сибирские огни, 1974, №7

настоящую причину, сказали, что ее мужу необходимо ехать в Москву по делам, почему они и приехали за ним по поручению товарищей его. Беспокойство, однако, запало в ее сердце, особенно когда стали торо­ пить со скорейшим отъездом; она обратилась к ним с просьбой не об­ манывать ее: «Верно, вы везете его в Петербург?» — приставала она к ним с вопросом. Они старались уверить ее в противном. Муж тоже, чтобы не огорчить ее вдруг, старался поддержать обман, простился с нею наскоро, сжав судорожно ее в своих объятиях, благословил двух­ летнего сына, сел в сани с незнакомцами, и они поскакали из деревни. Наталья Дмитриевна выбежала за ними в ворота и, не отрывая глаз, смотрела за уезжавшими, когда же увидела, что тройка, уносящая ее мужа, повернула не на московский тракт, а на петербургский, то, по­ няв все, упала на снег, и люди без чувств унесли ее в дом. Оправив­ шись от первого удара, она сделала нужные распоряжения и на дру­ гой же день, взяв с собой ребенка и людей, отправилась прямо в Петер­ бург, где узнала о бывшем 14-го декабря бунте на площади и о том, что муж ее арестован и посажен в Петропавловскую крепость». Она с детства жаждала подвига, ждала его, готовилась к нему. В четырнадцать лет она стала носить на теле пояс, вываренный в соли, он врезался в тело, соль разъедала кожу, но она терпела боль стоиче­ ски, она пытала себя и солнцем, и морозом и была уверена, что придет час ее. И вот он настал: она в Петербурге, что бы ни было с мужем — она разделит его судьбу. А судьба декабристов пока еще оставалась неясной. То возникал слух, что их вскоре выпустят всех, явив миру всепрощение, то вдруг на­ чинали говорить, что дела их худы, что многим не миновать петли. «Следственная комиссия,— пишет Михаил Александрович Фонви­ зин,— приступила к розысканиям. Множество лиц было захвачено в Пе­ тербурге по подозрению в участии в тайных обществах; других свози­ ли в крепость Петропавловскую со всех концов России. Сначала неко­ торых допрашивал во дворце сам император; к нему приводили обви­ няемых со связанными руками назад веревками, как в полицейскую управу, а не в царские чертоги. Государь России, забывая свое досто­ инство, позволял себе ругаться над людьми беззащитными, которые были в полной его власти, и угрожал им жестокими наказаниями. Тай­ ная следственная комиссия, составленная из угодливых царедворцев, действовала в том же инквизиционном духе. Обвиняемые содержались в самом строгом заточении, в крепост­ ных казематах и беспрестанном ожидании и страхе быть подвергну­ тыми пытке, если будут упорствовать в запирательстве. Многие из них слышали из уст самих членов следственной комиссии такие угрозы. Против узников употребляли средства, которые поражали их вообра­ жение и тревожили дух, раздражая его то страхом мучений, то обман­ чивыми надеждами, чтобы только исторгнуть их признания. Ночью внезапно отпиралась дверь каземата; на голову заключенного наки­ дывали покрывало, вели его по коридорам и по крепостным переходам в ярко освещенную залу присутствия. Тут, по снятии с него покрывала, члены комиссии делали ему вопросы на жизнь и смерть и, не давая времени образумиться, с грубостью требовали ответов мгновенных и положительных»... Комиссия была уже о многом осведомлена, ей были известны име­ на, даты собраний и содержание бесед, и вопросы она ставила хитро; видишь, мол, нам и это, и это, и это известно, так что запираться нет смысла. Так, на одном из первых допросов Фонвизина спросили: «В 1817 г. в Москве, именно у Вас были совещания об истреблении покойного государя императора. В совещаниях находились Сергей Му- равьев-Апостол, Никита, Александр и Матвей Муравьевы и другие.