Сибирские огни, 1974, №7

отдельно, а ко всем окружающим сразу. Поэтому он неожиданно включает в разряд «как все» Ирину: «Вот вам еще! Еще одна! Берите ее! Хватайте!» И поэтому же на утиную охоту он едет вместе с Димой. До самого конца Зилов сохраняет моральный дальтонизм, а, так как пьеса написана от его имени, в ней не может быть четкого де­ ления на «хорошо» и «плохо», которое хоте­ ли бы видеть критики. То, что такое деле­ ние в принципе отсутствует для героя, и становится проблемой в этой пьесе. Так ли уж все и во всем плохи, как ему начинает казаться? Зилов, безусловно, не герой-резонер, устами которого глаголят автор и истина. Но он с самого начала выделен, отмечен среди остальных. Точно так же, как С ара­ фанов видит свой шанс — не раствориться в «оуете» («я сочиняю»),— Зилов, хотя и более условно, получает свой шанс перед лицом «суеты»: утиная охота. Это едиист- ■ венное, чего он хочет и к чему стремится. Его приятелц тоже чего-нибудь добивают­ ся, хотя и не очень рьяно: один — кварти­ ры, другой — продавщицы Веры; которая всех подряд именует непонятным словом «алвк». Зилову к этому не нужно стремить­ ся. Он — везучий, к нему все 'приходит са­ мо, и когда он срывается, это кажется осо­ бенно удивительным: «Да что ж е все-таки случилось? В чем дело?.. Чем ты недово­ лен? Чего тебе не хватает? Молодой, здо­ ровый, работа у тебя есть, квартира, жен­ щины тебя любят. Живи да радуйся. Что тебе еще надо?» Он живет от отпуска до отпуска, когда может отправиться на утиную охоту. Р а з­ говор о ней звучит его постоянным рефре­ ном. Сама навязчивость, этой вроде бы про­ стой мысли становится непонятной и р аз­ дражающей для остальных персонажей. С нее начинается первый скандал: «ЗИЛОВ. Предупреждаю, пИТь вы сегод­ ня будете только за охоту. Исключительно. КУШАК ( о с т о р о ж н о ). Я понимаю, Вик­ тор, охота — это твое хобби, но... ЗИЛОВ ( п е р е б и в а е т ) . Какое еще, к чер­ ту, хобби? Охота она и есть охота. ( Ф ы р ­ к н у л . ) Хобби! Чем говорить такие пошло­ сти, выпьем лучше за открытие сезона. ВАЛЕР ИД ( З и л о в у ) . Послушай, со сво­ ей охотой ты совеем помешался. КУШАК. В самом деле, Виктор. Я пони- - маю, здесь у каждого есть свои увлечения, нельзя же так, ведь мы твои гости,... ЗИЛОВ . Ерунда. Вы будете пить за охо­ ту — и никаких. А если нет, то зачем вы здесь собрались?» Повод оказывается далеко не случайным по шкале ценностей Зилова. Сталкиваются два отношения: полная удовлетворенность «суетой», желания, ограниченные ее преде­ лами, и... то, что в пьесе названо «утиная охота». Не в номинальном значении, а в символическом. Когда-то Оскар Уайльд го­ ворил, что. тот, кто раскрывает символ, де­ лает это на свой страх и риск. Опасность «раскрытия» в том, что сим вол— это од­ новременно понятие и отношение к нему, его индивидуальное употребление. То, чем для Зилова стала «утиная охота», для трех сестер у Чехова было стремление в Москву, а для строителя Оольнеса в пьесе И бсен а— необычайно высокий шпиль... Символ, в отличие от понятия, не суще­ ствует вне ситуации. Именно в ситуации, по шкале ценностей, предложенной в пье­ се, его необходимо оценивать. Если верить в то, что все вещи в пьесе названы сйоими именами, то утиная охота — это просто мечта бездельника, заслонив­ шая для него работу, помешавшая поехать к отцу: «Сентябрь — время неприкосновен­ ное: охота». Это все так, если брать слова только в обычном, первоначальном значе­ нии. Но в данной системе ценностей у них развивается особое, только для данного случая, значение, обычно им не присущее. Прежний смысл отходит на второй' план, оказывается в подчинении. Для Зилова утиная охота совсем не хобби — его оскор­ бляет такое предположение. Не случайно в пьесе неоднократно говорят, что охотник, стрелок он совсем никудышный. Он и сам в этом признается, а его жена еще в са­ мом начале предупреждает: «Главное — сборы да разговоры». Все эти отдельные замечания, поведение и повод в сцене скан­ дала, совсем не охотницкий разговор с Ди­ мой — все это вместе, по ходу действия, подводит к мысли, что главное, действи­ тельно, не- охота, а стремление на охоту. А, скорее, стремление куда-то и к чему-то. И то, что новое значение лишь частично по­ теснило первоначальное, а частично с ним соединилось, делает символ не идеально- отвлеченным, а соответствующим драмати­ ческой ситуации, противоречивым в самом- себе. Говоря об утиной охоте, Зило-в имеет в виду вещи, о которых он никогда не упо­ минает открыто и понимашие которых по­ чтя никак не: проявляет себя ни в его по­ ступках, ни в речи. Более того, когда он чуть-чуть пытается раскрыть их смысл, они кажутся странно сентиментальными, уводя­ щими героя за пределы его характера: «ОФИЦИАНТ. В зл ет— бей быстро, но опять же полное равнодушие... Как ска­ зать... Ну так, вроде бы они , летят не в природе, а на картинке. ЗИЛОВ. Но они не на картинке. Они-то все-таки живые. ОФИЦИАНТ. Живые они' для ,того, кто мажет. А кто попадает, для тоге они уже мертвые. Соображаешь?» ■Та современная разговорная речь, на ко­ торой общаются герои Вампилова, ока­ зывается неприспособленной для выраже­ ния многих мыслей. Для них, как уже было в романах Хемингуэя с их конкретным, раз­ говорным языком, остается только под­ текст. В словаре Зилова нет слов для тех мыслей й ощущений, на существование ко­ торых он только условно указывает, говоря об утиной 'охоте. Зилов не столько не реша­ ется, сколько' не умеет освободиться от уста­ новленной в его кругу нормы речи и этике­ та. Он позволит себе лишь бунт против них, .взрыв полного отрицания в момент скандала. Затем — вновь возвращение к