Сибирские огни, 1974, №7

Зилова происходит по совокупности моти­ вов, когда напряжение достигло критиче­ ской точки и разрядка неизбежна, не требу­ ется особого дополнительного повода. «Утиная охота» — психологическая пье­ са, но психологизм здесь особый. 1В пьесе нет прямого соответствия между внешним событием и психологической на него реак­ цией, вносящей коррективы в характер ге­ роя. Для этого событие должно стать пово­ дом, должно быть осознано именно как повод. Здесь же герой сталкивается не с каждым отдельным событием, а с их нерас- члененным потоком. Это особенность «суе­ ты», в которой индивидуальность человека или факта перестает существовать, переста- ' ет быть различимой. Отсюда ничем не про­ биваемая неизменность характера, сохра­ няемая Зиловым до самого конца, несмот­ ря ни на что. Он срывается именно по совокупности мотивов, когда из случайных событий складывается критическая ситуа­ ция, к кото;рой он не в силах приспособить­ ся, оставаясь неизменным. Ему необходима по крайней мере разрядка. Действие пьесы начинается в квартире Зилова наутро после', учиненного им скан­ дала. Он толком не может вспомнить, что произошло, пробует что-то выяснить у офи­ цианта Димы по телефону. Но в любом случае ясно, что этот срьгв так бы и остал­ ся для него эпизодом, необходимой разряд­ кой, оставленной без внимания, если бы не продолжение, которое получила его «шут­ ка». «Что ж они, шуток не понимают?» —• интересуется он у Димы, имея в виду своих вчерашних гостей. Но они сами отвечают на этот риторический вопрос, предложив свою шутку. В квартиру Зилова входит мальчик с вен­ ком, на ленте которого написано: «Незаб­ венному, безвременно сгоревшему на работе Зилову Виктору Александровичу от без­ утешных друзей». Эту шутку с очевидной неохотой «пони­ мает» сам Зилов, но она сыграла свою роль. Она напоминает Зилову, что пора бы подумать «о душе», заставляет раскручи­ ваться ленту его памяти. Как воспомина­ ние, прерываемое телефонными разговора­ ми с Димой, развивается пьеса. Напряжение случайных, на первый взгляд, эпизодов накапливается в дейст­ вии, его смысловое направление подчеркну­ т о -- в самом начале и под занавес — од­ ной и той же сценой, но различной по сво­ ей идее. Зилов сразу же, как принесли ве­ нок, представляет себе реакцию различных родственников и знакомых на его смерть: «Поведение лиц, их разговоры в этой сце­ не должны выглядеть пародийно, шутов­ ски, но не без мрачной иронии». Еще раз перед его взглядом проходит этот же эпи­ зод, когда круг воспоминаний уже закон- . чен вчерашним скандалом: «Поведение лиц в разговоры, снова возникшие в воображе- «ии Зилова, на этот раз должны выглядеть без шутовства и преувеличений, как в его воспоминаниях, то есть так, как если бы все это случилось на самом деле». Между этими двумя полюсами — комическим и 10. Сибирские огни № 7. драматическим, если не трагическим,— рас­ полагаются события. * Этой дважды повторенной сцене соответ­ ствует и двойная реакция героя. Вначале случайная и обыкновенная. Случайная — потому, что всякое событие воспринимается как эпизод. В потоке событий видится лишь последнее, заслоняя в памяти все, что ему предшествовало. Но после того, как воспо­ минание перед ним «свой длинный разви­ вает свиток», Случайная реакция сменяется ^знанием суммы, совокупности ей предшест­ вовавших и ее вызвавших событий... Она становится осознанной и получает про­ должение, чуть не закончившееся трагиче­ ски — самоубийством Зилова. Все идет от комического полюса к трагическому и — к двусмысленному финалу, когда не понятно, плачет герой или смеется. После повтора этой сцены Зилов, дейст­ вительно, меняется. Сейчас наступает раз­ рядка уже как прозрение героя. Он спешит отказаться от прежнего себя, спешит все отдать: квартиру, лодку... Ему больше ни­ чего не нужно. Друзья в недоумении и ра­ стерянности. Просят взять себя в руки: «ЗИЛОВ ( в д р у г п ер ест а ет с о п р о т и в л я т ь ­ с я ) . Могу... ( С п о к о й н о . ) Я могу... Но теперь вы у меня ничего не получите. Ничего. ( Н е ­ о ж и д а н н о б е р е т у С а я п и н а р у ж ь е и от сту­ пает н а ш а г . ) Вон отсюда». Он взял себя в руки, он поедет на ути­ ную охоту. Его звонком Диме ,заканчивает­ ся пьеса: «ЗИЛОВ. Дима? Это Зилов... .Да... Изви­ ни, старик, я погорячился... Д а все правиль­ но... Совершенно спокоен... Да,_ хочу нй охоту... Выезжаешь?.. Прекрасно... Я го­ тов... Да, сейчас выхожу». Говоря об этой пьесе и отыскивая в ней положительное начало, нужно вспомнить о ее драматической условности. В отличие от обычной драмы, где система точек зрения персонажей создает впечатление объектив­ ности, здесь события проходят в восприя­ тии одного человека как его воспоминания. Следовательно, в этой монологической дра­ ме выводы не претендуют на объектив­ ность, так как зависят только от смены от­ ношения главного героя. Точнее говоря, не выводы, а результат развития действия. Если человек верит в нечто, полагая это не­ что белым, и если, разочаровываясь, он ре­ шит отречься от своей веры, то, не задер­ живаясь на промежуточных оттенках, он часто объявляет это нечто черным! Отрече­ ние, как правило, связано с заменой одно­ го полюса на другой, по крайней мере, в момент первой реакции. Так и происходит с Зиловым. Что каза­ лось если не прекрасным, то естественным, после разочарования столь же обобщающе представляется невыносимым и противо­ естественным. Д аж е отрекаясь от жизни, проведенной бессмысленно и суетливо, он пока что продолжает мыслить по-прежнему, воспринимая лишь единый неразличимый поток людей и событий, но теперь в обрат­ ном изображении. Задаваясь вопросом, что такое хорошо и что такое плохо, он все еще ставит его применительно не к кому-то