Сибирские огни, 1974, №7

оправдать в ней отсутствие позитивного на- • чала: от чего герой отрекается — понятно, но от чего он не отрекается? Марк Сергеев, предпославший тексту пьесы в альманахе «Ангара» (1970, № 6) небольшое вступле­ ние, оправдывает отсутствие позитивного начала ссылкой на Н. В. Гоголя: «Положи­ тельный герой — смех». Хорошее и отчасти верное оправдание. Потому что это лишь отчасти комедия, а точнее— трагикомедия: «Плакал он или см еялся— по его лицу мы так и не поймем». Это одна из последних авторских ремарок о своем герое и о пьесе. «Утиная охота» — разговор с продолже­ нием, которое автор напишет в пьесе «Про­ шлым летом в Чулим'ске». В первом слу­ чае.— отречение, во втором — открытие, которое сделает для себя герой. Конечно, зритель и читатель имеют право судить о том, что они видят, без ссылок на логику творчества. Но.критик имеет право и обя­ занность на эти ссылки. А пьеса имеет пра­ во на существование, даж е если в ней нет счастливого конца или прозревшего героя. Вполне достаточно, если такое прозрение приходит к тому, кто ее читает или смот­ рит. Да и трудно сказать, какой тут финал, счастливый или нет. Автор предпочитает оставить в неопреде­ ленности героя, но это не значит, что и зри­ теля тоже. Пьеса «Старший сын» первоначально на­ зывалась «Предместье». И сейчас еще ино­ гда это слово сохраняется в названии спек­ такля, например, в Вильнюсском русском театре — «Свидание в предместье». Может быть, такое название более связано со смыслом, чем теперешнее, нейтральное. То, что действие происходит в предместье, не­ маловажно. Сюда волны «суеты», хотя и до­ ходят, но уже затухая, принимая более ти­ хие, семейные формы. А «суета» для героев Вампилова — это любая ситуация, в кото­ рой отношения выходят из-под власти че­ ловека, начинают диктовать ему свой пов­ торяющийся ритм. В пьесе «Утиная охота» происходит об­ ратный п ереезд— из предместья в город. Одна из героинь говорит: «Вчера, когда переезжали, сажусь ib машину и думаю: ну, все. Привет вам, тети Моти и дяди Пети. Прощай, предместье, мы едем на Бродвей». На этом «Бродвее» довольна, большого города, где есть ин-яз и центральное.бюро технической информации, происходит дей­ ствие. В бюро информации как раз и рабо­ тает герой— Зилов. Туда, по крайней ме­ ре, он ходит на работу. Можно ожидать, что речь пойдет о под­ чиняющих себе ритмах большого города, где некогда остановиться, осмотреться, т. е. нечто подобное тому, что зритель уже ви­ дел в спектаклях по повести Ежи Ставин- ского «Час пик». Человек помнит о часах, о минутах, но забывает о времени. В мо­ сковском спектакле театра на Таганке эти два временных измерения материализова­ лись в грохоте стремительно бегущих лиф­ тов, на фоне которых в центре сцены рас­ качивается огромный медленный маятник. «Человек в цейтноте» — так остроумно на­ зывалась рецензия на один из спектаклей по этой пьесе. Но от .недостатка времени герои Вампи­ лова не страдают. Правда, Зилов, получив от отца письмо, так и не смог выбраться в маленький город, но не потому, что оказал­ ся в цейтноте. Вот что он говорит: «От па­ паши. Посмотрим, что старый дурак пишет (читает). Ну-ну... О, боже мой. Опять он умирает. (Отвлекаясь от письма). Обрати внимание, раз или два в году, как правило, старик ложится помирать...». На этот раз отец все-таки умер. Ритм предполагает упорядоченность, ос­ мысленность движения. Герои пьесы «Ути­ ная охота» пребывают в состоянии беспре­ станного и беспредметного движения — «суеты». В этой пьесе Вампилов продолжил уже начатый ранее, тип «драмы отноше­ ний», но здесь вживание героя происходит не в новую для него, а в хорошо обжитую, слишком привычную ситуацию. В пьесе' Зи­ лов, подобно Бусыгину, становится свиде­ телем событий, его отношение к которым меняется по ходу действия, но, в отличие от Бусыгина, он становится свидетелем со­ бытий не чужой, а собственной жизни. Лишенная определенного сюжета, место которого занимает биографическая после­ довательность сцен из жизни Зилова, пьеса «Утиная охота» подчинена очень жесткой драматургии. Драматургическая жесткость пьесы4не в точной и однозначной сюжетной схеме: что из чего вытекает,— а в опреде­ ленности диалога и реакций всех персона­ жей в каждом отдельном эпизоде. Может показаться, что общая логика пропадает, особенно в сцене, на первый взгляд, ничем не вызванного, нелогичного скандала, который Зилов устраивает своим друзьям и без которого пьеса бы не состо­ ялась. Действительно, чем оправдать эту внезапную и неадекватную раздражению реакцию героя? В одной из ремарок автор заранее предупреждает возможность оче­ видного, но не драматургического, случай­ ного объяснения: «Несмотря на выпитое, Зилов пока что в трезвом уме и твердой памяти». И когда расходятся возмущенные гости, следует ремарка: «Только сейчас он окончательно пьянеет». Зилов устраивает скандал в здравом уме и твердой памяти, хотя, почему он это де­ лает, он и сам не сможет наутро объяснить: «С кандал— да, скандал помню... Зачем устроил? Да вот и сам думаю — зачем? Думаю, не могу понять,— черт знает, за­ чем!..». Именно отсутствие объяснений и выводов в пьесе вообще и в каждом част­ ном эпизоде создает впечатление случай­ ности происходящего. Но случайное, необъ- ясненное течение событий, и создает дл$. человека ситуацию, которую Вампилов на­ звал «суетой». В пьесе случайны события, но они замыкаются в вызванном ими не­ случайном эффекте. Напряжение каждой сцены не уходит в песок, не пропадает, а постепенно накапливается, передается ге­ рою и получает разрешение в. финальном скандале, когда реакция кажется, на пер­ вый взгляд, ничем не обусловленной. Сры»