Сибирские огни, 1974, №7
— Простите великодушно старую развалину. Отстал от электро поезда, очень расстроился. На этой почве все и произошло. — Далеко хотели ехать? — Сущий пустяк! Два часа с небольшим езды, до райцентра. Ка кая там великолепная природа! Воздух — чисто нектар. Ни малейших примесей. Тишина изумительная. — У вас там знакомые? — Да, конечно,— Семенюк вдруг нахмурился, сильно потер лоб и, прихватив правой рукой свою профессорскую бородку, внимательно посмотрел на Степана Степановича.— Простите, мой дорогой, помнит ся, мы встречались. Степан Степанович наклонил голову и подтвердил: — После случая в книжном магазине. — Да, да, да... Превосходно вспомнил! — Семенюк обрадовался, словно ребенок.—Тогда я просил заведующую магазином оформить мне подписку на последнее собрание сочинений Федора Михайловича Достоевского. К сожалению, у меня не оказалось с собою денег, чтобы сделать первый взнос, и произошла досада. Заведующая, такая обая тельная дама, поступила со мной, как с ненормальным. Она буквально пыталась выставить меня за дверь. Я очень сильно тогда расстроился. Простите, как вас... — Степан Степанович,— подсказал Стуков. Семенюк еще радостнее закивал головою. — Спасибо вам, дорогой Степан Степанович! Вы так меня выру чили прошлый раз. Помнится, предъявляли торговые работники кучу разного вздора. Да, да, да... И еще помню, прошлый раз мы с вами очень долго беседовали о творчестве Достоевского. Вы знаете, я по специальности электромеханик. Когда преподавал в институте, на ху дожественную литературу почти не оставалось времени. И вот только сейчас по-настоящему увлекся ею... Простите, Николай Петрович,—осторожно перебил Стуков.— Вы хотели сказать, к кому из знакомых собирались ехать в райцентр. Семенюк, будто внезапно споткнувшись, удивленно посмотрел на Стукова. — В райцентр? Да, да, да... Там живет девушка, отлично знакомая Игорьку. Очень симпатичная, до удивительности воспитанная. Она все гда принимает меня, как родного. — Бураевская Бэлла? — Как вы сказали? Бэлла? Бэлла...— Семенюк задумчиво смор щился, потер лоб и вдруг обрадовался,—Да, да, да... Лермонтовский Печорин высказал такую мысль: «Радости забываются, а печали ни когда». Вероятно,' поэтому, мысленно перелистывая еще раз страницы Достоевского, мы в первую очередь вспоминаем такие мрачные эпизо ды, как убийство старухи-процентщицы, или жуткие сны Раскольни кова, или фантастическую и вместе с тем до жути реальную сцену са моубийства Кириллова... Лицо Семенюка сосредоточилось. Он уставился взглядом в про странство, будто выступал перед большой аудиторией. Из нрошлой встречи Степан Степанович знал, что если сейчас Семенюка не оста новить, то его запала хватит минут на десять. Тратить понапрасну вре мя было ни к чему. Стуков только было подумал перебить собеседника, как в квартиру заглянула женщина, с которой Степан Степанович беседовал на лестнич ной площадке и которая открывала ему дверь. — Николай Петрович,— проговорила она,— после ухода Игоря Владимировича ему принесли телеграмму. Я за нее расписалась. Возь мите, пожалуйста,— и подала Семенюку телеграфный бланк.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2