Сибирские огни, 1974, №6

ник рыдае т в горьком отчаянии. Внутренний на к ал страстей у х у д ож ни ­ ка д о лж е н быть выше, сильней, чем у его героев. Лишнее потом не т р у д ­ но отсечь. Недос т ающе е — не прилепишь, склейка всегда будет заме тн а . И если писателю, артисту, художнику по ночам не спится, постель его обступают им ж е вызванные к жизни образы , д ля его здоров ья это, мо­ жет быть, и не очень полезно, а для создаваемого им произведения хо ­ рошо. Высграданность искусства не исчезает бесследно, она за т ем слов ­ но флюидом каким передается, властно входит в души тех, кому п р е д ­ н а зн а ч а л а с ь рабо т а художника. Ни одного бездельного вечера д р амк руж к о вц ам , впрочем, вполне добровольно , не полагалось. Или репетиция, или спектакль. Или беседы, свободные р а змышл ени я о прекрасном. Алексей Семенович в этих бесе­ д ах никому и ничего не нав я зыв ал , словно бы д аж е исключал себя из общего ра зговора , так, иногда в с т авлял короткие реплики, но все равно мы целиком находились под его идейным влиянием. И личным о б а я н и ­ ем. А это в искусстве т а кж е имеет значение не последнее. Входя в сце­ нический обр а з и понимая его по-своему, с Алексеем Семеновичем м ож ­ но было спорить сколько угодно, если ему самому виделся этот о б р а з иначе. Он то мягко улыбался , то щетинисто шевелил седыми бровями , ср а в ни в а я свои уб еждения с доводами оппонента, и либо честно с д а в а л ­ ся, либо сердито хлопал широкой ладонью по столу: «Д а ты пойди до ­ мой, сто р а з перечитай и еще подумай! Ведь поверху скачешь! А потом при знаешься: с т арик был прав». Т а к всегда и получалось. Три минусинских года беспрестанной напряженной учебы, три года эмоциональных и физических перегрузок... Нет, не могу я вспомнить л и ­ хом и эти годы! Т а ежн о е бытие тож е не было легким. Тот т яж е лы й труд н а р ащ и в а л мне главным образом мускулы, а все духовное н а к а п л и в а ­ лось где-то в подсознании. Т а к набивает охотник в патроны порох, не видимый с н аружи сквозь гильзу, и туго прижима е т его свинцовой пулей, способной после — зримо — пробить толстую лиственничную доску. Т а ­ еж н а я жи зн ь до конца дней моих оставила в кладовой памя ти з а п а с не­ и згладимых впечатлений от тесной близости с природой. Т а еж н а я жи знь в любила меня в физический труд и д а л а мне начатки вл адения многими повседневно полезными ремеслами. Она воспитала во мне веру в т о в а ­ рища, ибо т а ежный закон прост: не оставляй друга в беде. Три минусин­ ских года меня выучили уж е тонкостям ремесла, коль говорить о работе по дереву. Общую мою грамотность превратили в специальность б у х г а л ­ тера. А беспорядочной моей начитанности д али определенное н а п р а в л е ­ ние — к мышлению художественными образами . Н а с тупил а пора при зыва на «действительную» военную службу . Мне почему-то медицинская комиссия д а л а отсрочку на год. М а л о заботило , какую статью запи с али мне в книжку призывника, чувствовал я себя великолепно, а целый год возможности по-прежнему выступать на люб и ­ тельской сцене — это было и вовсе прекрасно. Но ис т е кал а годичная отсрочка. Врачи опять долго совещались, ты­ к а я в ребра мне стетоскопами, и все-таки объявили: годен. Это о т о зв а ­ лось тихой радостью в душе. Не задол го до повторного при зыва сконча­ л а с ь моя мать, и было неимоверно тяж ело заходить в опустевший дом. Армия м анила резкой переменой обстановки. Нашим д р ам к р уж к ом , совместно с хоровым, давно была подготов­ лен а про гр амм а , к а к то гда ее на зыв али — «дивертисмент». Мне п о л а г а ­ лось выступить с чтением стихотворения Апухтина «Сумасшедший» . Его я отрепетировал так, что у самого порой б еж ал мороз по коже, но А л е к ­ сею Семеновичу не нравилось, он требовал еще большего д р ам а т и зм а . «Ты сейчас в последний раз выступаешь перед нашей публикой ,— говорил он.— Тебя должны запомнить надолго».