Сибирские огни, 1974, №6

она ш а гн ула в полутьму. Ни к и т а Мих айло вич р в а н у л с я ей навстречу, жутко зв я кн ули цепи, и звон этот ох в а тил ее, безж ало с тн о , больно у д а ­ рил в самое сердце. У Никиты Мих ай ло ви ч а был ж а р , она ч у в с т в о в а л а это, ко г д а при ­ к а с ал а с ь губ ами ко л бу его, волнение ее усилилось, нежнос ть ее была так велика, что она п о з а бы л а об офицере, нескромном ка зенном с о г л я ­ датае их встречи, она ц е л р в а л а м уж а , и слезы , ее слезы , текли по его щекам. — Пора! — с к а з а л офицер. И это было т а к вдруг, т а к нежданно , к а к уд ар , ей к а за л о с ь , что в р е ­ мя остановилось, а оно летело, и мерой его были не часы , а человек в офицерской шинели, которому д ан о было чьей-то роковой силой решать, что долго, что коротко. Ники т а Мих айло вич обнял жену, снова з а зв ен ел и цепи. Он почув­ ствовал, что ж е н а ище т руку его, и тут ж е понял в чем дело, ощутив в руке туго свернутую бумагу. Он р а зв ерну л листок уж е в к амере , ед в а уш л а ж е н а , р а з в е рн у л то ­ ропливо, ощ ущ а я , что это привет оттуда, из России, которую ему в р я д ли суждено увидеть. Поч ерк был ему знаком : ле тящий , пронзительный, взвихренный ме­ тельным окончанием слов, строк, ошибиться было практически нево з­ можно: Во глубине сибирских руд Храните гордое терпенье, Не пропадет ваш скорбный труд И дум высокое стремленье. Несчастью верная сестра, Надежда в мрачном подземелье Разбудит бодрость и веселье, Придет желанная пора: Любовь и дружество до вас Дойдут сквозь мрачные затворы, Как в ваши каторжные норы Доходит мой свободный глас... Ген ер алу Л е п а р с к ом у д о л ож и л и о странном оживлении , м ежд у заключенными возникшем . Он припис ал его появлению Мурав ьевой , привезенным ею новостям , ибо д еж у рный офицер ув ерил его, что М у ­ равьева м уж у ничего не п е р е д а в а л а и что р ежим с вид ани я никоим о б р а ­ зом нарушен не был... «З а го в ори в о своих подругах, я д о лж н а в ам с к а за т ь , что к А л е к ­ сандрине Мур а в ь е в ой я бы л а п р и в я з ан а больше всех: у нее было г о р я ­ чее сердце, б ла город с тв о п р о я в л я л о с ь в к аж д ом ее поступке; в о с т о р г а ­ ясь мужем , она его б о готворила и хотела, чтобы мы к нему относились так же. Никита М у р а в ь е в был человек холодный, серьезный — ч ело­ век кабинетный и ни к а к не ж и в о г о д ел а ; вполне у в а ж а я его, мы, однако же, не р а з д е л я л и ее восторженности» . Так пи с ал а в своих « З а п и с к а х » Вол кон с к а я . М ож н о со гл аси ться с ней в части некоторой «кабинетности» х а р а к т е р а Никиты М у р а в ь е в а — он был прирожд енный ученый, историк, и, сл ожи с ь судь ба его иначе,— он, д олжно быть, з а н я л бы одно из с амы х видных мест среди ле топис ­ цев России. Но холодным х а р а к т е р его п о к а з а л с я Волконской, в о зм ож ­ но, потому, что у Никиты М у р а в ь е в а от су т с т в о в ала внешняя а ф ф е к т а