Сибирские огни, 1974, №6

ВЕСЁЛЫЕ ОГОНЬКИ Замира Ибрагимова Иронический маска рад И С П О В Е Д Ь Э Г О И С Т О Ч К И Н А Как я был Эгоисточкин, так и остаюсь им до седых волос. Загляну по горькости в душу свою — «и мнится — жизни в той стране от века ие бывало». Пусто, как на севере диком или в метро в предрассветный час. Бегу на работу, пустая душа бренчит на ходу, прохожие оглядываются — слышат душевный звон, нервничают, а чья бренчит — поди в толпе разберись. (Бегу, придер­ живаю душу рукой, а она раскачалась, пустозвонка инерционная,— не остановишь. Выбираю переулки безлюдные, бегу дорогами окраинными — прибегаю к обеду, суп — кашу съел, а на третье — выговор. «За что,— спрашиваю,— начальник, я ведь то, что до обеда, после ужина отработаю, вот только душу успокою — и начну». А начальник говорит: «Ты, Эгоисточкин, носишься со своей душой, как с писаной торбой, а трудовая дисциплина у тебя вместо трамвайного билета — не взяп, штраф заплатил и едешь себе. Ты, Эгоисточнин, (впусти в душу-то кого-нибудь, не смакуй ты свою пустоту как простор, не простор это, а мерзкое запустение, на которое у коллектива смотреть глаза закрываются. Пустая,— говорит,— Эгоисточкин, душа — потемки, держи выговор вместо фонаря». Сижу, черчу, свечу в душу выговором — никого. Чудище какое-то поганое, а не душа — и что за выкрест такой сотворился, ума не приложу. У всех в роду души как души — многосемейные, полифоничные, любвеобильные, слоеные, насыщенные, а моя одна — пирожок ни с чем. В бабкиной душе, кроме деда, еще восемь детей, три брата, две сестры и не считано внуков проживало. В отцовской душе... О! Даже мама не знала всего душевного отцова населения. «Душа моя!» — писал отцу народ его души разными почерками <и в разные периоды жизни... «Их» была отцова душа, от­ чего же моя-то такая — моя вышла и ничья больше! Сижу, черчу, размышляю, слышу — гудит как волчок: разогнал, значит. Коллеги заоглядывались — краснею от источаемого собой беспокойства. «Слушай ты, Эгоис­ точкин, говорит мне Добросердов,— нам через два дня проект сдавать, а ты опять народ деморализуешь, тоску душевной своей нудой нагоняешь. Пошел бы ты, прия­ тель, в кафе или на проспект прогуляться — мы без тебя тут быстрее управимся». Повлеклись мы на свежий воздух. Уговариваю ее не гудеть, поглаживаю, масси- РУЮ — вроде успокаиваться начала. Присели мы с ней на скамейку, и задремал я на предзакатном солнышке. Но с пустой душой так и жди отовсюду пакостей — дремать- то уж поостерегись в публичном месте. Пара какая-то с другой стороны вздумала целоваться, а пустая моя душа, недреманое око, начала резонировать. На каждый их поцелуи в ответ будто кто бутылку открывает. Пара ошалело целуется — и ждет, душа моя тут же реагирует. Ну и что! Скандал, конечно. «Вы,— говорит мне парень,— товарищ Эгоисточкин, нашли бы для ваших гнусных экспериментов более подходящий полигон, сквер этот издревле называется поцелуевым, и ваш эхолот, или локатор, или черт его знает что, никому здесь не нужен, с такой душой шли бы вы лучше на эстраду, или в цирк, или в черноморские затейники и не глумились бы над натуральным движением природы...» Короче, мотай отсюда, покуда цел.