Сибирские огни, 1974, №6

10 августа 1825 г. поэт пишет П. Вязем­ скому: «Когда-то мы возьмемся за журнал! Мочи нет хочется...» 9 ноября 1826 г. пишет ему же: «...нам надо завладеть одни.м журналам и царство­ вать в нем самовластно и единовластно». Но так как такого журнала пака нет, да и сам Пушкин еще в изгнании, а задачи уже не терпят отлагательства, он пытается воздействовать на литературный процесс хотя бы через те органы, на которые имеет влияние сам или его друзья. «Я «Телеграфом» («Московский телеграф». — Jl. Р.) очень доволен,— пишет он брату, — и... мню поддержать его. Скажи это и Жуковскому». А через месяц обращается к П. Вязем­ скому: «Зачем ты не хотел отвечать на письма Дельвига?.. Пожалуйста, поддержи его «Цветы» (альманах «Северные цветы», выпускаемый А. Дельвигом.— JI. Р.)... Мы все об них постараемся...». Еще через месяц пишет тому же кор­ респонденту о статье Н. Полевого, который выступил с тенденциозной критикой органа будущих декабристов «Полярной звезды»,, к тому же, допустил ошибки литературно- теоретического порядка. «Да ты смотри за ним ради бота, и ему случается завирать­ ся. Например... в И т а л и и , к р о м е Д а н т е е д и н с т в е н н о , ,не б ы л о р о м а н т и з м а . А ан в Италии-то и воз­ ник. Что ж такое Ариост? а предшественни­ ки его, от Буово д'Антона до Влюбленного Орландо. Как можно писать так наобум...» И упрекает своего друга: «А ты не пре­ небрегай журнальными мелочами. Наполеон ими занимался, и был лучшим журналистом (как заметил, кажется, Фуше)». В другом письме, написанном П. Вязем­ скому примерно в это же время, он спра­ шивает: «Что мнишь ты о «Полярной»?» («Полярная звезда».— J1. Р.). Сам поэт на «Полярную звезду» смотрел с боль­ шим интересом, симпатизируя свободо­ любивому характеру и народному ду-у публиковавшихся там произведений. Не случайно, именно в этом органе опублико­ вал он своих «Цыган» и «Братьев-разбой- ников». Сохранилось трогательное письмо К. Рылеева к Пушкину по этому поводу: «Как благодарить тебя, милый поэт, за твои бесценные подарки нашей Звезде?.. Теперь для з в е з д о ч к и стыдно и про­ сить у тебя что-нибудь; так ты наделил нас...». Известна записка Пушкина более позд­ него времени, .написанная им'.в 111 отделе­ ние с просьбой разрешить ему издавать литературный «Дневник» вместо прекра­ тившей свое существование «Литературной газеты». Интересен «.набросок плана» этого издания, приложенный к ходатайству: «ЧАСТЬ ПОЛИТИЧЕСКАЯ. Внешняя по­ литика. Происшествия. Политическая поле­ мика. Внутренние происшествия. Законода­ тельные материалы. Корреспонденции... ЛИТЕРАТУРА. Внешняя литература. Луч­ шие статьи из журналов. Критика иностран­ ных книг. Внутренняя. Исторические мате­ риалы. Текучая литература. Фельетон. Театр. Библиография...» Как мы знаем, поэт получил разрешение на издание журнала лиш ь‘в 1836 г., за год до гибели. Но его мысли о журнале, со­ держащиеся в его письмах и других доку­ ментах этого времени, говорят о том, что он тогда уже, как никто из его литератур­ ных современников, понимал роль и зна­ чение периодического издания для русской словесности и видел это издание не только литературно-художественным, но и общест­ венно-политическим. В заключение хочется сказать еще о не­ которых штрихах, существенно дополняю­ щих портрет поэта этого времени. Он был глубоким и убежденным патрио­ том родины и народа, своей литературы, невзирая на все гонения, которым он под­ вергался со стороны царского правитель­ ства. У него бывали приступы глубочайшей тоски, вызванной шестилетней ссылкой. Иногда ему казалось, что он загнан в ту­ пик, что выхода нет, что положение его бе­ зысходно. В такие минуты у него вырыва­ лись слова, подобные стону. Вот одно из пи­ сем, посланных им в начале михайловской ссылки. «Получил я вчера письмо Вязем­ ского,— пишет он В. Жуковскому,— умори­ тельно смешное. Как он мог на Руси со­ хранить свою веселость?» В декабре 1825 г. поэт пишет П. Плетне­ ву: «В столицы хочется мне... но, конечно, благоразумнее бы отправиться за море. Что мне в России делать?» А через полгода, в мае 1826 г., сообщая о своем угнетенном состоянии П. Вяземскому, так заканчивает письмо: «Ты, который не на привязи, как можешь ты оставаться в России? Если царь даст мне с л о б о д у , т о я и месяца не останусь...» Таковы эти его письма, написанные в са­ мые горькие минуты жизни в изгнании. Как мы знаем, осенью 1826 г. поэт был освобожден из ссылки, но «за море» не от­ правился. Да и не мог он туда отправить­ ся: »е так он был устроен, чтобы проме­ нять свою родину, какой бы она тогда ни была, на «свободу» без родины. Он любил свою родину и ее историю, он любил свою русскую литературу. И не толь­ ко любил, :но и гордился ими. Он ненави­ дел царизм, правивший Россией, но .никог­ да .не отождествлял двух этих понятий. С понятием родины он соединял лишь поня­ тия народ и свобода и в этом смысле свято верил в высокое предназначение России, над которой, как он считал, непременно должна была взойти «звезда пленительно­ го счастья». «Только революционная голова, подобная М. Орлову и Пестелю,— писал он еще в 1823 г.— может любить Россию так, как писатель только может любить ее язык. Всё должно, творить в этой России и в этом русаком языке». Русский язык и русскую литературу он ставил выЛжо. «Наша словесность, уступая другим в роскоши талантов, тем пред ними отличается, что не носит на себе печати рабского унижения»,— пишет он А. Бес­ тужеву в июне 1825 г. А К. Рылееву гово­ рит: «Не должно русских писателей судить