Сибирские огни, 1974, №6

ловесности и риторической выспренности ка­ зенного письма, с одной стороны, сентимен­ тальности и галлицизмов, 'свойственных при­ верженцам западных языков, с другой, шло одновременно с созданием литературной школы реализма. Пушкин прошел через три этапа развития русской литературы. Он входил в нее, ког­ да еще живы были представители русского классицизма. Более того, они рукоплескали его приходу. Однако, воздав им дань в по­ ру ученичества, поэт уже в молодые годы оказывается в стане романтической школы, в стане В. Жуковского и К. Батюшкова, Н. Гнедича и А. Одоевского. В лоне этой школы создаются стихи первого десятиле­ тия его творчества, а также его «южные» поэмы. Но уже тогда его стихи отличались от стихов учителей и товарищей по романти­ ческой школе. Едва ему исполнилось двад­ цать лет, когда, прочитав его новые стихи, К. Батюшков со смешанным чувством за­ висти и изумления воскликнул: «Злодей, как он начал писать!» Это было сказано по поводу стихов «Редеет облаков летучая гря­ да», но, очевидно, было вызвано не толь­ ко ими, но и такими стихами, как «Погасло дневное светило», «Любви, надежды, тихой славы», «Деревня», появившимися примерно в одно время. Талант поэта поднимается к новым гори­ зонтам: потолок романтизма становится для него слишком низким. Окончательный выход поэта из этой купе­ ли и переход на позиции реализма совпада­ ет с его михайловским периодом жизни. Правда, «Цыгане» — последняя из «юж.нык» поэм — дописывались уже в Михайловском. Но правда также и то, что еще в 1823 г., то есть за два года до михайловской ссылки, поэт начинает работу над «Евгением Онеги- ным», первым реалистическим романом в России. Сложные задачи, стоявшие перед ним, как перед создателем новой литературы, требо­ вали переосмысления задач этой литерату­ ры, ее средств и возможностей. Поэт приходит к мысли о том, что пер­ вейшей .задачей является возбуждение сре­ ди литераторов интереса к русской действи­ тельности, ко всему передовому, что есть в русском обществе, к русской истории и народу, к его духовной жизни, запечатлен­ ной в устном поэтическом слове. Он сам Ин­ тересуется кругом этих вопросов, он стара­ ется вовлечь в этот круг ’возможно большее число своих друзей. «Идет ли вперед История? — спрашивает он своего корреспондента в одном из писем 1825 г., имея в виду «Историю государства Российского», над которой тогда работал Н. Карамзин.— Где он остановится? Не на избрании ли Романовых?». А через год, уже после смерти этого пя- сателя-историка, характеризуя значение его работы для России, отмечает в своих «Ав­ тобиографических записках»: «Древняя Рос­ сия, казалось, найдена Карамзиным, как Америка — Колумбом...» Понимая важность знания отечественной истории для пробуждающегося самосозна­ ния передовых слоев русского общества, он старается обратить на труд И. Карамзина внимание как можно большего круга людей. Да.же в .записке «О народном воспитании», которую он пишет в 1826 г. по поручению Николая I. он старается внушить и царю мысль о том, что преподавание истории оте­ чества по пруду Н. Карамзина должно явиться одной из основ воспитания и обра­ зования молодого поколения. Он старается заинтересовать литераторов отечественной историей как возможным ма­ териалом для создания произведений о ге­ роическом прошлом Родины. «Отдохнув после «Илиады», что предпри­ мете Вы в полном цвете гения? — обраща­ ется он к Н. Гнедичу.— Я жду от Вас эпи­ ческой поэмы. Тень Святослава скитается невоспетая, как писали Вы мне. А Влади­ мир? а Мстислав? а Донской? а Ермак? а Пожарский? История народа принадле­ жит поэту». Считая," что в центре внимания реалисти­ ческой литературы должны находиться не представители античного мира, как считали романтики, а люди из гущи народа, поэт ра­ дуется каждому начинанию в этом направ­ лении. «Кстати,— пишет он в декабре 1824 г. A. Г. Роазянке, прослышав, что тот работа­ ет .над поэмой об украинке,— Баратынский написал поэму (не прогневайся — про Ч у- х о н к у ) , и эта чухонка, говорят, чудо как мила. А я про Ц ы г а н к у; каков? подавай же нам скорее свою Ч у л к - у — ай-да Пар­ нас! Ай-да героини!.. Воображаю, Аполлон, смотря на них, закричит: зачем ведете мне не ту? А какую ж тебе надобно, проклятый Феб? гречанку? итальянку? чем же их хуже чухонка или цыганка...» Несколько позднее, сообщая А. Бестуже­ ву свое мнение о его новой поэме, укоряет его: «Твой «Турнир» напоминает «Турниры» B. Скотта. Брось этих немцев и обратись к нам, православным...» А. П. Вяземского в это же время, отнюдь не из праздного любопытства, спрашивает: «Занимает ли еще тебя российская литера­ тура?». А брата своего просит срочно прислать ему «историческое сухое известие о Сеньке Разине, единственном поэтическом лице рус­ ской истории». И в этом же письме сообща­ ет: «Вечером слушаю сказки и вознаграж­ даю тем недостатки проклятого своего вос­ питания». Мысли о создании литературы реалисти­ ческой, или, как ее называл поэт, литерату­ ры «истинного романтизма», литературы, героем которой были бы самые широкие слои русского общества, приводят его к размыш­ лениям о народности в искусстве художест­ венного слова. Он пишет Н. Гнедичу, что на него большое впечатление произвели грече­ ские народные песни. И тут же высказыва­ ет мнение, что между песенной поэзией рус­ ского и гречеокого народов «несомненно большое сходство» А. Дельвигу он с большой радостью со­ общает, что видел в его альманахе «Север­ ные цветы» стихи поэта-крестьянина Ф. Н. Слепушкина, написанные по мотивам рус­ ской народной жизни, и спрашивает: «Не