Сибирские огни, 1974, №6

в ссылке, вдали от столиц, где без него ки­ пела литературная жизнь, целых четыре года! Но и этого показалось мало гонителям. Даже са.м переезд его из. ссылки в ссылку был обдуман ими с тщательностью, изобли: чающей их непримиримую ненависть. Поэту предписано было добраться до Михайловско­ го в кратчайший арок и по такому маршруту, который исключал всякую возможность побывать в столицах и навестить друзей, находящихся на пути его следования. 3 Пушкин приехал в Михайловское 9 ав­ густа 1824 года. Приехал в усадьбу, где он уже не однажды бывал до этого, но бы­ вал по собственной воле. Сейчас он ехал туда «по предписанию». Но все же ехал не в чужой край, а в родительскую усадьбу, где в это время накопились его отец и мать, сестра и братья, которых он не Видел бо­ лее четырех лет. Надежда найти утешение в родной семье после долгих лет насиль­ ственной разлуки с нею скрашивала его горькое состояние и согревала его сердце. Однако и этой .надежде не суждено было сбыться. Не успел он приехать, как ему было объявлено, что он находится под двойным надзором — светским и духовным. Первый осуществлялся через предводителя 0 ПОЧ 1 Кинского уездного дворянского собра­ ния Пещурова, второй — через .игумена Овятогорсиого монастыря отца Иону. Мало того, буквально через день поэт узнает, что постыдная и унизительная роль негласного надзирателя за ним предложена также его отцу — Сергею Львовичу, и тот из .м а л о ­ душия не смог отказаться от нее. К презрению и неприязни, которые испы­ тывает поэт к своим бессердечным гони­ телям, прибавляется стыд за родного отца. Отец же, испытывая чувство страха перед царем, винит сына в том, что он явился причиной бед их семьи. Обстановка, в усадьбе становится не­ выносимой. Вот письма поэта тех дней, напомина­ ющие собой стон сквозь сжатые зубы. А. В у л ь ф у — 20 сентября 1824 года: «...я под строгим присмотром...» П. В я з е . м с к о м у — 10 октября: «О моем жнтье-бытье ничего тебе не скажу — скучно, вот и все». И ниже: «Умираю, скучно». 6 Ж у к о в с к о м у . — .в конце октябр я : «О себе говорить не намерен, я хладно­ кровно не могу всего этого раздумать». В Ф. В я з е м с к о й — в конце октября: «Пребывание среди семьи только усугубило мои огорчения, и без того достаточно су­ щественные. Меня попрекают моей ссыл­ кой; утверждают, будто я проповедую атеизм сестре — небесному созданию — и брату — дурашливому юнцу... Мой отец имел слабость согласиться на выполнение обязанностей, которые, во всех обстоятель­ ствах, поставили его в ложное положение по отношению ко мне...» Н. В с е в о л о ж с к о м у — в конце ок­ тября: «Всеволожский, милый, царь не дает мне свободы!» И, наконец, В. Ж у к о в с к о м у — 31 октября: «Милый, прибегаю к тебе... Спаси меня, хоть крепостию, хоть Соловецким монастырем». Упоминание о монастыре и крепости — не для красного словца. В тот же день, когда было написано это письмо В. Жуковскому, он посылает офици­ альное прошение в Псков, Б. ,А. Адеркасу: «Милостивый государь Борис Антонович, го­ сударь император высочайше -соизволил пос­ лать меня вло-местье моих родителей, думая тем облегчить их горесть и участь сына. Неважные обвинения правительства сильно подействовали ,на сердце моего ,отца и раз­ дражили мнительность, простительную старости и нежной любви к прочим ^етям. Решился для его спокойствия и своего соб­ ственного просить его императорское ве­ личество, да соизволит меня ‘ перевести в одну из своих крепостей. Ожидаю сей по­ следней милости от ходатайства Вашего превосходительства». Сколько же надо было пережить душев­ ных мук, чтобы самому просить о такой для себя «милости»! До крепости, однако, не дошло. Родите­ ли, наконец, поняли, что сыну некуда де­ ваться, а разъехаться было необходимо. Поэтому семья покидает Михайловское, ос­ тавив в нем опального поэта в одиноче­ стве... Теперь представьте себе на мпновенье эго самое Михайловское, состоящее из двух­ трех дворов, заброшенных в глухие леса Псковской губернии, и населенное десят­ ком дворовых людей, среди которых чуть ли не единственным человеком, умевшим читать, а при случае « сказать в рифму, был неотлучно находившийся при поэте его «дядька» Никита Козлов. Дичь и глушь. Полнейшая оторванность от мира. Отсутствие даже более или менее нормальной — хотя бы по условиям того времени— почтовой связи (поскольку пись­ ма поэта подвергались просмотру, он был вынужден прибегать к «почтовому ящику», роль которого благосклонно взяла на се­ бя П. А. Осипова-Вульф (владелица сосед­ него Три,горского). К этому еще — бдительный надзор, не оставлявший без внимания не только какой бы то ни было выезд поэ­ та в радиусе ближайшей округи, но и ни одного визита к поэту со стороны. Отлученный от двора, «исключенный из службы», выдворенный из столиц, где ки­ пела политическая жизнь и складывалась русская литература, догадывавшийся о су­ ществовании тайного революционного об­ щества и находящийся вне его, фактиче­ ский вождь литературы, которого с ра­ достью признали в нем и ровесники, и старшие друзья, и, вместе с тем, не .на­ ходящий в них понимания его политиче­ ских взглядов, наконец, исторгнутый из ро­ дительской семьи и покинутый ею,— вот Александр Пушкин в михайловский период его жизни, вот воздух, которым поэт дол­ жен был дышать каждый день.