Сибирские огни, 1974, №6

Поэтому я резкие тона в необходимых случаях заменил полутона­ ми. И романтическую историю любви Тимофея Б у рм а к ин а к Людмиле ввел вовсе не ради душещипательной занимательности. Было бы невер ­ но в ней, этой истории, искать и главенствующий мотив человечности, побеждающей классовые противостояния. Д а , человечность в романе господствует! Именно своей человечностью Тимофей, носитель веяний нового времени, возвышается и над Куцеволовым , и над Виктором Ре- щиковым, и еще над целым рядом злобствующих его врагов. Но нет в этом никаких уступок противнику, .олицетворяющему тот социальный строй, который, будучи обречен на историческую гибель, обрек на фи­ зическую смерть мать Тимофея и его соседей по охотничьему поселку. Все дело в том, что отец Людмилы адвок а т Рещиков, поклонник ок ­ культных наук, о к а зал с я щепкой, кинутой в бурлящий океан. Он не был защитником диктаторского режима Колчака, и его злосчастные по­ гоны капитана не больше, к ак проявление слабохарактернос ти и роко­ вого непонимания, в какой безжалостный котел бегущей в панике кап- пелевской армии он бросает себя и свою семью, наслушавшись небылиц о мнимых бесчинствах большевиков. Его тетради, доставшиеся частично Тимофею и частично Виктору, не предмет д л я авторской иронии. Философски они не выд ерж али ни­ какой критики. Но это честные з аблуждени я честного человека, пыт ав ­ шегося искать истину не там, где ее можно найти, к ак это д елали а л ­ химики средневековья, пытаясь изготовить золото путем переплавки и возгонки совместно со свинцом и ртутью самых нелепых веществ. Т р а ­ гедия Рещиков а не была бы достойной упоминания, если бы ее не по­ вторяли, увы, многие и теперь. Ра зуме е тся , не в таких примитивных ис­ каниях. Ид еалистич еская философская наука на З а п а д е в наши дни ку­ да к ак дал е к о шагнула. Но — в какую сторону? Д а , кстати, там и ведьм не поубавилось, и связей с «потусторонним» миром, и всякой прочей чер­ товщины, находящей себе приют и в роскошных особняках современных колдунов, и на лощеных страницах некоторых многотиражных ж у р н а ­ лов. Споры, возникающие среди героев романа вокруг эклектических записей Рещикова, отнюдь не полемика с чернокнижием , к ак с с ерьез­ ным течением философской мысли, не сшибка лб ами двух р а зноп оляр ­ ных идейных направлений — это просто скорбные ра змышлени я о поте­ рях для общества отдельных человеческих личностей незаурядного т а ­ ланта, потерях, которых могло бы и не быть. Среди многочисленных читательских откликов, полученных мною после выхода в свет «Философского камня», пожалуй , преобладают письма с такими подсказками, советами: Вик тор -Вацлав и Тимофей че­ рез какое-то время, в новой обстановке, должны еще раз встретиться, объясниться, понять друг друга и стать по духу близкими людьми; з а ­ канчивая книгу, не надо ос тавлять своих героев на полпути, тем более в предвидении крупных общечеловеческих потрясений, к числу которых прежде всего относится вторая мировая война и ее последствия. Относясь неизменно, к а к я уже говорил, с величайшим уважением к читательскому мнению, ибо писал я всегда, пишу и буду писать не сам для себя, а для читателя, здесь я считаю просто необходимым защитить предложенную мною концепцию конца романа. Путь человеческий на земле не заверша е т с я д аж е смертью. Жи ву т дела. Жи в у т мысли. Д а и очень грустно было бы всякий раз з а кры в а т ь последнюю страницу книги под погребальный колокольный звон. Тут я, конечно, умышленно преувеличиваю. Не на похоронах героя хотят присутствовать читатели. Они хотят видеть его и в еще более а ктив ­ ных действиях, нежели в прошедших перед их глазами . Но где предел, если не на пороге смерти? Не лучше ли расстаться с полюбившимся героем на том рубеже его жизни, когда мы твердо уверены: он не под