Сибирские огни, 1974, №6

надежных союзников среди современной молодежи, готовой продол­ ж а т ь и р а звив а т ь дело отцов. Теперь, когда закончен и опубликован роман «Философский к а ­ мень», начатый в 1956 году, а задуманный много раньше, мне кажется, что именно он с наибольшей отчетливостью передает мои взгляды на жизнь, на смысл человеческого бытия на планете, имя которой столь величественно — Земля, и которая может стать еще величественнее и прекраснее, когда люди, уничтожив классовые различия, станут еди­ ной коммунистической семьей всех народов, ее населяющих. Почему и этот роман писался т а к медленно? Все ж е профессио­ нальных навыков у меня стало больше, и в душе он зрел значительно дольше других моих книг, может быть, неосознанно, уж е с того зимне­ го вечера, когда в наш т а ежный поселок ворвался белогвардейский от­ ряд. Пр а вда , с годами быстрее одолевает усталость, невозможным становится ночь напролет просидеть за письменным столом (насколько ж е привольнее работалось в лесу на пеньк.е или камне!) и обществен­ ных обязанностей прибавилось. А все-таки... В юности у меня удивительно свободно и складно т екла устная речь. По нескольку часов подряд, без за пи н ки ,я мог ра с с к а зы в а т ь о про­ читанном или импровизировать сам. Потом, вдруг стал бояться аудито ­ рии, устремленных на меня глаз, словно я Остап Бендер и вот-вот з а в е ­ рещит где-то сбоку милицейский свисток. Теперь меня пугает и лист бе­ лой бумаги, каждо е слово, написанное на нем, точно оно чужое, украдкой подброшенное кем-то посторонним. Ловлю себя на мысли: «Ведь я же пишу не так! Откуда взялось это?» И в немой борьбе со словами, пока не признаю их за свои, не заменю чуть не добрую половину, уходит, уходит время. Но иначе нельзя. Это я тоже теперь понимаю. Ведь сло ­ во, которое жестко только само себя обозначает и не играет дополни­ тельным многоцветьем, не притягивает незримой магнитной волной глубокого смысла частицы души человеческой, оно — да простится мне вольность сравнения — не что иное, к ак твердая песчинка, з а п е ­ ченная в булку. Сытности хлебу она не прибавит. А если попадет на зуб — вызовет только законное р а здр аж ение . По натуре я не консерватор, люблю смелый поиск, все свежее, но­ вое, необычное. Но до известных границ. Когда новаторство переходит в откровенное фокусничество, акробатическое кривлянье, когда компо­ зиция литературного произведения напоминает в ерблюда с лебединой шеей, рыбьим хвостом и велосипедными колесами вместо ног, когда г р амм а тик а русской речи становится «хроматикой» и звучанию слова отдается большее предпочтение, чем его смыслу и образной силе,— я становлюсь в тупик. Страшно ок а за т ь с я ретроградом , но еще страшнее для меня с т ат ь искателем жемчуга там, где только ра з посчастливилось сделать т а ­ кую находку крыловскому петуху. В моем представлении слово, как первоэлемент разговорного и письменного литературного языка, под­ чинено, подобно строению атомного ядра, своим незыблемым законам . Используя физические и химические воздействия на атомы, мы ныне создаем бесчисленные множества новых и новых полезных веществ. Расщепление атомного ядра д ае т нам потоки всесильной энергии. В иных случаях — разрушительный взрыв. Синтез ж е ядер пока не до ­ стигнут. Все эти эксперименты — область специальной науки, которая не пронизывает и не д о лж н а пронизывать собою повседневно мысль подряд любого человека. А ведь слово, язык — это каждый миг духов­ ного бытия к аждо го — каждого! — на земле человека. К а к можно с ним кому попало и безответственно экспериментировать, пытаться р а с ­ щепить его ядро? И для чего?