Сибирские огни, 1974, №6

моы деле случилась, но много позже, когда грандиозность событий ис­ тории уже полностью ее заслонила. Возникает дилемма. Оставаться писателю скрупулезно точным д а ­ же в мимоходных подробностях, оттаптывать пятки своему герою, з а ­ глядывать в его тарелку, прислушиваться к ночному дыханию и, волей- неволей, сбиваться на скучную хронику; или напряженностью сюжета, действия, привлекать внимание Читателя к наиболее существенному в истории и в личных судьбах! Возможно ли написать исторический роман со стенографической точностью в с е х приводимых в нем разговоров, с фотографической точностью в описании внешности в с е х действующих лиц, с а рхив ­ ной точностью д ат и маршрутов в с е х передвижений, и при этом ро ­ ману н-е быть похожему на докторскую диссертацию или серию доброт ­ ных, но все же, что называется, газетных очерков? Не знаю Писателя, который все это мог бы совместить, и главное — полезно ли это совме­ щать. Видимо, все-таки р о м а н у— романное построение и эмоциональную наполненность; научному т р у д у— микронную точность д аж е в мель­ чайших фактах, с неизбежной сухостью. А Читателю выбирать, что ему больше подходит по складу своего характ ера . И тем не менее, самого сердитого Читателя я люблю нежной лю ­ бовью. Ведь он сердится, искренне ж е л а я Писателю только добра, а его книгам — большого успеха. Все, что он заметит неладного, я о б я з а т е л ь ­ но изучу с предельной тщательностью и все, что неоспоримо, исправлю, тая в сердце своем глубочайшую ему благодарность. Сердитый Читатель! Вы — мой Читатель. Мой желанный Ч и т а ­ тель. И коли вы, отрываясь от многих неотложных своих дел, иногда на десятке страниц приводите для меня различные оправ.ки, цитаты и тому подобное, значит, и я — ваш Писатель. И мы оба нужда емся друг в друге. Перебираю и еще письма, письма... Очень они разные. И к аж до е из них, написанное где-то и кем-то наедине с caivb™ собою, вызывает всегда ответное желание и у меня вступить с Читателем в разговор н а ­ едине. Потому что нет Литературы и нет Писателя без Читателя. Мне трудно выстраивать свои книги в хронологический ряд. Одно дело даты их публикаций, другое дело—с пером в руках.работы над ни­ ми, всегда неравномерно набегающей одна на другую, и третье — н а ­ чальных усилий мысли, определяющей вообще, стать или не стать лю ­ бопытному замыслу законченным произведением. И совсем уж не могу определить, какую из них я мог бы назвать своей Главной книгой. Кто-то когда-то сказал , отмахиваясь от корреспондента газеты: «Главная книга мной еще не написана, я ее пишу». Это, пожалуй , с а ­ мый точный ответ. До завершения «Барбинских повестей», сам д ля се­ бя в первый ряд я ставил «Хребты Саянские», а «Каменный ф у н д а ­ мент», «Ледяной клад» и все остальное к тому времени завершенное отступало назад. Потом мне показалось, что в Костю Б ар б ин а я много больше, чем в другие книги, вложил самого себя, а, как известно, «своя рубашк а ближе к телу». Устами Кости я выска зал свою сыновнюю лю ­ бовь к Сибири, к доброй для меня красноярской земле и могучему Ени ­ сею (Нижнеудинску и Саянам я уже отдал дань своего восхищения в других книгах); через образ мыслен Кости, Маши и их друзей я вы ­ разил свое отношение к тому, что значит труд для человека; вместе с Костей я преодолевал свою первую растерянность перед многими сложностями жизни, постепенно устанавливал твердый в згл я д на нравственные основы нашего, социалистического общества и угадывал