Сибирские огни, 1974, №6

д ля о бн аж ени я пороков тогдашнего привилегированного общества. Страстный р а з о б л а ч и т е л ь зла, он был вдохновенным поборником в с ею чистого, светлого, доброго. К а к писатель, и я хронически «болею несо­ вершенствами». О, сколь многими и тяжелыми ! И одно из них, пере­ ф р а з и р у я Гоголя,— это: «Зач ем же и з о б р аж а т ь благополучные да б л а ­ гополучные стороны нашей жизни, вы к апы в ая для этого хороших лю ­ дей во всех концах государства?» Чем оправда ться? Не знаю. По-ви- димому, только: «Что д ела т ь, если уж е такого свойства сочинитель...» Д ру гими способами бороться со злом и з ащ ищ а т ь добро я не умею. И в конечном-то счете, не в этом ли — борьбе со злом и защит е д обр а — г л а вн а я обязаннос т ь писателя перед читателями, перед о б ­ ществом? Но перед новым обществом, иной социальной формации, не­ ж е л и во времена Гоголя, обществом, которое не ра зруш ат ь , а все­ мерно у к р еп ля т ь надобно. И вот во зникает внутренняя потребность поговорить наедине. Со б ­ ственно, он и всегда наедине—разговор художника с тем, к кому о б р а ­ щена т ворче ская мысль художника. Не дерзну в торгаться в другие обла с ти искусства — музыку, живопись. У них свои законы , свои осо ­ бенности в способах духовного общения со зрителями, слуша т елями . Хочется поговорить с Читателем . Пишу я здесь Чи т а т ел ь с большой буквы не потому, что он д е р ж а ­ вен и всевластен, этот многомиллионный читатель, и эту д ерж а вно с т ь и вс евлас тнос ть за ним я признаю, пишу с большой буквы потому, что эго к а к бы имя собственное. Отдельного человека. Который во мне т а к ­ ж е видит Пис а т еля , то есть ж ел а е т говорить именно со мною, к а к с от­ д ел ьной личностыо, у коей, отбросив все ее другие свойства, кроме при ­ частности к лит ера туре , фамилию тогда удобней заменить этим емким словом — Писатель. Но — к а к ж е «наедине», если разговор выносится на печатные страницы? На едине , не значит — «втайне». Когда я пишу очерк, р а с ска з, р о ­ ман, я д ел аю это д ля Читателя , хотя и знаю, что написанное мною по ­ том прочтут многие. Эфир в наш век заполнен бесчисленными р а д и о ­ волнами , но голос космонавта, находящегося на орбите, ловит лишь •определенная станция. Космонавт р а зго в ари в а е т с нею наедине и в то ж е время р а з г о в а ри в а е т со всей Землей. Т а к и ли т ера тура . Она для отдельного Чи т а т ел я и она — для всех. Не скрою. Мне, как, бесспорно, и другим, приятно получать чи т а ­ т ельские письма. Они бывают очень, очень разные. От вос торженных до свирепо злых. Я покривил бы душой, заявив, что и тем, и другим р а ­ дуюсь одинаково. Все-таки з л а я брань, д аж е если она и справ едлив а , бьет больно по нервам . А радость и боль — понятия трудно совме ­ стимые. О дн а ко боль проходит, разумное же, что было Чит а т ел ем выпле с ­ нуто в злости, остается. Проходит и греющая волна, я бы с к а з а л , б ес ­ сознательной, тихой удовлетворенности, когда читаешь чрезмерно л е ­ с тные слова. Но вложенное в эти слова искреннее волнение Чи т а т ел я все р авно з а п а д а е т тебе в душу, к ак твое торжественное об я за т ел ь с тво п еред ним — новыми своими р або т ами не р а зрушит ь в его в о о б р аж е ­ нии силу прежде полюбившихся литературных образов. Б е р у не наугад . Выбираю из многих и многих. И вот передо мною письмо Читательницы . Ей д в ад ц а т ь один год. Она студентка медицин ­ ского института. Чит а т ельница пишет: «С детских лет я увлекаюсь ху ­ д ожественной литературой . Она мне дост авляе т не сказанное н а с л а ж ­ дение своим волшебствам . Печатные строки вдруг, превр ащ ают с я в ж и ­ вые голоса людей, в зеленый шум лесов и светлый перезвон ручьев,