Сибирские огни, 1974, №5

— Слава те богу, вроде' утихомирилось! А на душе чего-то все од­ но муторно. На усадьбе не спали и другие. Когда начал остывать самовар, в комнату влетела тетка Пелагея. — Тоже не спите, Семеновна? Вижу огонь в окне. Теперь успо­ койтесь! Сенька малый на выгляд бегал, говорит,— покончили! Мать поднялась со стула. — С кем... покончили? — Красногвардейцы, грит, с этими самыми... как их обзывают-то? Анихристами, что ли? Теми, кто народ пужали. Из подвала выбили. А вожака ихнего, грит, сколь ни стрелял,— живого взяли. Скрутили. А он в крови весь с подводы бьется и орет про каку-то анихрию, да к тому ж еще и мать поминает. Хоть огонь в лампе и горел тускло, а Кир увидел, как у матери на щеках побелели скулы. Но она при этом спокойно спросила гостью: — Может, чаю, Пелагея, выпьешь? Только вот самовар охолодел. Так я сейчас угольков с загнетки подброшу. ...А еще через несколько дней Кир, таская вместе с возчиком в прачечную тючки белья, привезенные из сиротского дома, услышал, как молоденькая востроглазая «профсоюзная» прачка Стеша говорила матери: — Отстираться бы сегодня поскорей. — Свиданку с кавалером назначила? — Какой там кавалер! Интересней. Суд второй день идет. Новый. Трибунальский. А я страсть люблю слушать ходить. Сегодня вроде и приговор вынести должны. Свидетелей вчера полный день опрашива­ ли. Судья главный — одноглазый, а такой въедливый, ровно штопор, в каждого ввинчивался. Мать призадержала пальцы на стиральной доске. — Кого судят-то? — Анархистских главарей. Которые и против господ, и против Советов. Они в городе свою власть удумали сверх всех поставить... — А главарь какой из себя? — Плечистый. Нахальный. От судьи и свидетелей на каждом слове отругивается. Голова в бинтах. Мать стряхнула мыльную пену с рук. Потом снова резко задвига­ ла ими по ребристой доске. — Что ж, если уж такой интерес у тебя, сходи. Придешь, по­ позднее отстираешься. Вода горячая будет. Кир отстать от Стеши, конечно, не мог. ...Но как ни спешила Стеша, а в зал заседания трибунальского суда они попали, когда главный судья, стоя в рост, уже оглашал при­ говор. И первое, что поразило Кира, этим судьей был... дядя Леонтий! Когда Стеща в прачечной поминала об одноглазом судье, то не поду­ малось, что им может оказаться именно он. Мало ли на свете одно­ глазых? Своим твердым голосом дядя Леонтий раздельно читал: —- ...Руководствуясь совестью трудового народа... и именем заво ­ еванной народом Советской власти, именем,— дядя Леонтий повысил голос,— мировой революции, трибунал, утвержденный ревкомом для данного процесса... Кир напрягся до последней жилки. И донеслось одно страшное слово: «расстрелять!» И тут раздался знакомый задористо-насмешливый голос: — Спешишь, гражданин председатель? А я, может, еще слово сказать хочу. — Последнее слово вам, подсудимый, уже предоставлялось.