Сибирские огни, 1974, №5
ные из окон уже блистали зеркальной чистотой. Какой-то старик усилен но надраивал медные украшения ручек на дверях главного подъезда. Но Кира больше всего удивили не отполированные окна и не стари кашка, трущий кирпичным порошком парадные ручки, а давнишний не подступный и недоступный знакомец... Перфильич. Он. Он самый! Про хаживается себе вдоль по уже подметенному тротуару около дома, при- j держивает рукой саблю на боку, похаживает и как ни в чем не бывало топорщит усы. Кир шмыгнул в полуоткрытую калитку. И тут, внутри «своей» знакомой ограды он сразу увидел Самсона j Аверьяновича. Он, как всегда днем и в будни, не в парадной форме дво- I рецкого, а в простом сюртуке, командовал и наводил порядок. Рвущийся к прачечному флигелю Кир хотел было миновать главного дворецкого и отбежать подальше, но Аверьяныч не дал совершить маневр. И как толь ко заметил в такой суете? — Стоп! Приблизься. В иж у—■жив. А мать? Где? Кир, неожиданно для себя самого, на этот раз не стянул плечи, не прижал, как зайчонок, уши. —- Дома мама. У себя. Кашу варит! Прямой палец дворецкого слегка согнулся. — Смел. Хвалю. Матери скажи: пусть приходит. Работы хватит. Кир, еще не дойдя до прачечного флигеля, увидел, что от него и до- ! ма для прислуги остались одни стены, на месте конюшни и каретника i торчали только каменные столбы. Птичника вообще не было, стеклян- : ная крыша загадочной оранжереи зияла темными провалами, но зато [ деревья в большом саду, хоть и со сморщенными, почерневшими, как от внезапного заморозка, листиками, стояли на своих местах. Поперек ал- | леи высился штабель тяжелых рулонов полуобгоревшей кошмы. После всего увиденного в городе сгоревшие флигели, конюшня и ка ретник на Кира не произвели особенно страшного впечатления. Только | на душе стало муторно и тоскливо. И он, минуя Перфильича, выскочил ! из усадьбы в переулок. Завернув за угол, Кир через два квартала попал на широкую выго- ; ревшую дотла пролысину. Тут уж совсем было пусто: ни домов, ни лю- j дей. Один пепел да редкие шающие дымные бревнышки-головешки. Скорее б миновать это место, но... ноги сами по себе отказались двигать ся. Пристыли. Из глубины пепелища доносилась хриплая, срывающаяся на скре- ! жет... музыка. Заунывная. Тяжкая. А вразлад с ней чей-то дребезжащий, тоже срывающийся голос тоскливо, безнадежно выводил: Пу-скай моги-ила меня нак-каж ет З а то, что я те-бя люб-лю... К Музыка и песня прерывались, и над пожарищем несся на той же I тоскливой безысходной ноте призыв: — Фенька! Фенечка! Гаврилыч?! Тут? Сейчас? Из-за угла одиноко стоявшей широкой печки, оставшейся от сгорев шего дома, сверкнули знакомые золотые кисточки. Кир с трудом шагнул поближе. Все стало виднее. Парчовая бахрома висела обкусанными шматками, один бок у музыкального ящика был сорван, и чуть не нару жу торчали концы металлических трубок и валика. Гаврилыч стоял без картуза, в разорванном пальто и крутил ручку. От каждого ее поворота ободранная и разбитая шарманка вздрагивала и хрипела, а на голове Гаврилыча вздрагивали и поднимались вверх редкие и неожиданно сов сем седые, схожие с пеплом, волосы. Гаврилыч повернул голову в сто рону Кира, но его не увидел. Тусклые, помертвевшие глаза смотрели
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2