Сибирские огни, 1974, №5

В конце дня разбудил громкий, неожиданно веселый голос матери: — Нашлись узлы-то со шмутками! Обоз-то из усадьбы успел все ж вырваться. В бор, на дачи вылез. Теперь покуда хучь оборванцами не останемся. Завтра отдадут. Разборка идет. Первое, что утром увидел Кир, свесив голову с печки,— руки мате­ ри. Руки сноровисто водили большим утюгом по цветной кофточке. Изба обрела обжитый вид: в кроватном углу—знакомое одеяло из пестрых тря ­ пичных уголков, на стене — узкое зеркало в широкой коричневой рамке, которое очень берегла мать как отцовский подарок: «Тольки в землянку влезли. На полу плах нет, заместо кровати гопчан, а он зеркало несет: , «Ha-ко, держи. Чтобы каждый день сама видела, какая ты у меня кра­ сивая!» На лавке стоял самовар, а рядом — тарелки и чайные чашки. В общем, все самое ценное и необходимое. И когда только мать успела все это принести? — Слазь с печки, лежебока! Вот закончу, чайку попьем. Костюм твой форменный готовый, отутюжила Ученический костюм действительно висел на гвоздике, как новень­ кий, вроде и не мялся, и не пачкался, а рядом с ним на желтом наплеч­ ном ремне висела... сабля! Та самая, подаренная дядей Леонтием Значит, даже и ее мать успела вынуть из сундука?! Кир слетел с печки. Он сдер­ нул с гвоздя саблю, стал оглаживать давно не троганные ножны. Потом дернул за эфес, обнажил до половины клинок и тут же резко сунул об­ ратно в ножны. После увиденного и пережитого за последние сутки саб­ ля — его недавняя гордость — стала ни к чему не нужной. Мать, как будто ничего не замечая, продолжала гладить: — Одевайся, да и пойдем. — Куда? — Егора Пантелеевича в лазарете проведать. Вот куда. Кира как обожгло. Сабля отлетела в сторону, он схватил брюки и, никак не попадая во вторую штанину, запрыгал на одной ноге. — Почему в лазарете? Как узнала? Не могла раньше поднять! — Не егозись. Спозаранок не вдруг и допустют. Гдей-то на запас- - ных вокзальных путях Совдеп санитарные поезда да теплушки под л а з а ­ реты приспособил. Больница-то вить тоже сгорела. — И когда управилась? Не ложилась, что ли? — Вздремнула. Умойся да садись. Яичек поешь. Яйца?! Самая лучшая еда. И они откуда-то появились. Перед уходом Кир залюбовался на мать, когда та оглядывала себя в зеркале. — Ты прямо как на демонстрацию собралась. — К человеку идем, может, за нас пострадавшему. А к тому ж... нечего нам с тобой свою беду напоказ выставлять. У других-то ее, мо­ жет, в сто раз поболе. Пошли! — и взяла с лавки небольшой узелок в клетчатом платке. Ветра не было, но над городом висела тяжелая тучевая серая пеле­ на, никуда не двигаясь. Висела и все. Хоть и утро, а как в сумерки. По­ жарища Кир, хоть и брало любопытство, вблизи на этот раз не увидел. Мать, не доходя до моста через бегущую в Обь вдоль горы Караулку, свернула и пошла по нагорным улочкам. — Ты почему тут пошла, вкруговую? — Не кажный круг — вдруг. Повыше по речке, подле пруда через плотину перейдем. Нечего тебе сейчас головешки нюхать. Егора Панте­ леевича повидаешь, тогда и бегай. После расскажешь.