Сибирские огни, 1974, №5
сколь, а полегче трудящим людям жить стало. Бабы, которые на язык повострей и вроде меня возле богатых людей кормятся, тоже шумят: «Вступай, Арефа, с нами в союз домашней прислуги, вместях будем хо зяевам укорот делать». И Леонтий Никанорович их зазывки одобряет. Он и на митингах к самой ясной правде зовет. А вот в житействё как оно все еще обернется? Ее, эту настоящую правду-то, еще с бою брать надоть. А проиграют? Как в пятом годе было? Куды я тогда с тобой? Была б я одна, другие б и думки были. Кир по-мужски расправил плечи: — Ты обо мне поменьше думай. Не пропаду.— И легонько провел рукой по тугой материной косе.— Ты... сама... о себе решай. ...Солдатская шинель сделала свое дело. Кир согрелся. Мечущееся в зажмуренных глазах пламя становилось все меньше и меньше, пре вратилось в огонек жестяной домашней лампы, а потом потухла и л ам па, точно кто на нее дунул усталым, тяжелым выдохом... Сон отлетел, когда в. узкое окно рубки пробился размазанный туск лый дневной свет. Рядом на нарах безмятежно храпел солдат. Кир вспомнил про мать, оставшуюся там, у борта. Он выбежал на палубу, с ходу налетел на уложенные штабелями кипы бересты и... Такого он еще никогда не видел: с неба сыпался густой... серый снег. Ураган стих. Обь, хотя по ней и ходили крупные пологие валы, тоже присмирела. И казалось, что волны успокаивает именно этот необычный снег. Он садился большими хлопьями на воду, хлопья сно сило течением, но за ними падали без конца другие, и вода становилась серой. Толстый серый слой покрывал И все на барже: палубу, борт, ки пы. И холодно было, как зимой. Кир зябко передернул плечами и про тянул ладонь. На нее село несколько серых снежинок. Но они почему- то не холодили ладошку и не таяли. И только тут он понял, что это совсем не снег, а... пепел. Везде, везде пепел... И вдруг почудилось, что на всем свете всего и осталось, что эта разъединственная баржа, а всюду падает и падает грязный серый снег. В груди и горле что-то внезапно сжалось, а потом заходило и з а царапало. Кир не выдержал, протиснулся между поскрипывающими кипами и тихонько заскулил. Ему не было стыдно, ведь никто его не видел. Найти мать и подойти к ней надо только тогда, когда она уже не сможет сказать: «Эх, ты, мужик!» Царапушки в горле начали поне многу проходить. Но не успел Кир от них отделаться совсем, как в глу бине захрустело что-то и к нему кто-то полез. Кир попятился наружу. А за ним вылез мальчишка выше его ростом, в короткоштанной скаут ской форме. Скаутов со стороны Кир знал уже давно. С тех пор, как только многие гимназисты и реалисты в летние каникулы, а весной и осенью — в теплые воскресные дни стали ходить в красивой защитно-зеленой фор ме и с высокими выструганными палками-посохами. Со своими яркими косынками на шеях, пучками разноцветных ленточек у левого плеча, различными знаками на рукавах, большими шляпами с широкими твер дыми полями, они сразу бросались в глаза. Все у скаутов было интерес ным, только одни штаны неподходящие: широкие, но короткие — выше коленок. В ботинках, чулках, а коленки голые. Некоторые уже и взрос лые парни, лет по семнадцати-восемнадцати, ходят так. Смотреть про тивно. И еще до поступления в школу Кир вместе с «порт-артурскими», а потом и дворовыми ребятами гонялся за скаутами, выкрикивая: «На плечике ленточки, голые коленочки!». Но в душе завидовал и скаутским шляпам, и ленточкам. Осталась эта зависть и тогда, когда Кир надел
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2