Сибирские огни, 1974, №5
А о чем? О городе. Только о том, допожарном. И прежде всего побежали, наскакивая друг на друга, разноцвет ные слова из крупных букв. Броские, глазастые, на афишных тум бах, настенных листовках, извещения и обращения на домах и з а борах. Афиши цирка и электротеатров с мудреными громкими зазывными словами, хоть каждый раз внезапно и поражали, и манили, но были привычными. А вот слово «Комитет», которое лезло в глаза чуть не на каждом шагу, совсем новое. Очень скоро, однако, оно стало надоедать, и читать дальше уже не хотелось. Все чаще стало появляться слово — Совет. «Городской Совет рабочих и солдатских депутатов сегодня решил,.,;» ...Кир перевернулся на другой бок. Вспомнилось, как его однажды удивила мать. Он допоздна забегался. Побаиваясь, потихоньку открыл дверь в комнату и застыл у порога. Мать, прибранная и причесанная, сидела за столом. Перед ней лежала книга, и она, стянув вплотную бро ви, водила пальцем по странице. Кир подошел на цыпочках. — К нам придет кто-нибудь? — Не жду. Никто не обещался. — А почему ты такая... нарядная? И тут Кир увидел, что и мать, оказывается, может растеряться. Густой румянец внезапно покрыл ее лицо: — Есть, поди, гулеван, хочешь? Сейчас покормлю. Киру стало неловко и стыдно. Мать ведь д аже очень обычные сло ва как-то по-своему, по-иному произносит. Он знал, что полуграмот ный отец и тот хотел научить ее читать. А он? Кир отодвинул в сторону по клеенке стола книгу и твердо произнес: — Дай поесть, а потом помогу. С самого начала. А то ты дальше меня замахнулась. — Время вить такое, сын, навалилось: кого слушать, сразу и в го лову не возьмешь. А в голове — темь. Грамота запонадобится. И скоро. Вот и взялась. Вижу: «Гра-ма-тика», значит, то самое/— Она тяжело вздохнула.— Д а не вдруг! И начались уроки. Кир стал передавать матери все, что успел по знать в школе. ...Демонстрация!! Казалось, что поют не только люди, а все улицы и окна в домах. Первое свободное Первое Мая! Кир с красным бантом на груди шагает между матерью и дядей Леонтием в первом ряду ко лонны рабочих-овчинношубников. Над ними упруго парусит красное полотнище, на котором четко написано: «Вся власть Советам!» В ко лонне поют то «Варшавянку», то «Марсельезу», то «Дубинушку». Во круг так весело, что петь хочется во все горло, а мать почему-то молчит, И дядя Леонтий попоет, попоет, да и глянет на нее: — Пойте, Арефа Семеновна. Сегодня на полный выдох пойте. А потом с трибуны на тесно переполненной площади он зычно ру гал «министров-капиталистов», всяких Гучковых и Львовых. Кир вме сте с овчинниками и пимокатами кричал: — Пра-авильно! Вер-рно! А мать опять-таки молчала. Дома после кипучего митинга был усталый скупой разговор: — Кругом люди поют, шумят, а ты как воды в рот набрала. По чему? — Сразу-то, вдруг и ответ тебе дать трудно. Кто не выйдет в го лос пошуметь — все о народе. И даже, которые из господ — в ту же погудку. Кто знает, может, и в сам деле за ум берутся, чтобы хоть
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2