Сибирские огни, 1974, №5

стве. Безусловно, с обликом молодого спе­ циалиста связано немало благотворных пе­ ремен на селе. Но, как особенно очевидно сейчас, коренные достижения в деревне — результат целого комплекса эффективных экономических и идеологических мероприя­ тий, включающих в себя не только укрепле­ ние хозяйств высококвалифицированными кадрами, но и внедрение достижений пере­ довой науки, помощь им новой техникой, о г­ ромные капиталовложения. И, конечно, по­ пытка сделать энтузиазм и чистоту помыс­ лов молодого специалиста панацеей от всех бед на селе была несостоятельной. Д аж е ав­ тора талантливой «Повести о директоре МТС и главном агрономе» справедливо уп­ рекали за такую тенденцию. Впрочем, в образе астафьевской Таси Го­ лубевой немало привлекательных живых черточек. Но все та ж е схема разруш ает правду характера. Облегченное™ в решении главного конфликта ведет к необходимости чем-то, что называется, «заполнить» много­ плановое произведение. И появляю тся в ро­ мане различные, впрочем очень знакомые, бытовые линии и коллизии: любовный тре­ угольник, один из углов которого представ­ лен перековывающимся тунеядцем, сыном столичного профессора; падение председате­ ля колхоза, оказавш егося под пятой распу­ щенной и своенравной жены; позднее рас­ каяние директора МТС, в свое время оста­ вившего обманутую им Тасю и сейчас узн а­ ющего, что он отец ее ребенка... Общеизвестно, что писатель начинается тогда, когда он приносит в литературу что- то свое, заветное, невысказанное до него. Но, видимо, одно дело знать эту истину, так сказать, теоретически, а другое — следовать ей, осуществить ее практически, в работе. Отсюда и те муки творчества, которые, на­ пример, даж е у Алексея Толстого рождали «зловещие мысли» — не бросить ли писать, «не поступить ли куда-нибудь на службу?». Очевидно, крепко знакомо все это и Ас­ тафьеву и в тот период помогло ему понять, что есть в его жизни такие события, такие наблюдения, такой опыт, которые не уме­ стишь в сложившиеся каноны и схемы. И хотя повесть «Перевал», появившаяся че­ рез год, тож е подчас не свободна от подра­ жательности, ненужной сентиментальности и умиленности, однако ее заполнили в ос­ новном достоверные характеры и ситуации. В ней автор создал историю повзрослення мальчика, которому, по стечению обстоя­ тельств, мир показался было равнодушным и жестоким. Попав в бригаду сплавщиков, столкнувшись с самыми различными людь­ ми, Илька ощутил человеческое тепло, добро и участие, «и он теперь твердо знал, что, ес­ ли в жизни будет трудно, если случится бе­ да, надо беж ать не от людей, а к людям». Пафос произведения как будто тоже не нов Но в повести есть, к примеру, образ Илькиной мачехи. Она взбалмошна, сварли­ ва, криклива. Однако даж е после «боя с кровопролитием», когда, доведенный до ис­ ступления, Илька бросает в мачеху моло­ ток, эта женщина, отрывая от себя послед­ ние крохи, оставляет пасынку мешочек с продуктами... Константин Симонов писал Виктору Астафьеву: «Повесть была и до этого хорошей, а тут, когда Вы на эту м а­ чеху как бы взглянули еще по второму р а­ зу, другими глазами, повесть сразу ж е ш аг­ нула в гору на другой этаж». Произведение тем и интересно, что автор попытался в нем вскрыть сложность хар ак ­ теров, диалектику души, что станет сущ ­ ностью, основой астафьевского творчества в будущем. Есть IB повести и многое другое, в чем н а­ шел себя зрелый Астафьев. Труд, как осно­ ва бытия, к ак основа русского характера, с горьковской последовательностью наполня­ ет его произведения. И мужание Ильки, пре­ одоление кризиса в его детском сознании как раз связано с тем, что он оказался сре­ ди рабочих, сделавших все, чтобы он не только почувствовал себя равноправным членом бригады, но и понял — мя.р стоит на рабочих плечах, что «рабочим земля д ер ­ жится»,’как говорит один из героев повести. Нельзя без комка в горле читать сцену, ког­ да сплавщики — и м астны й , энергичный бригадир Трифон Л етяга, и говорливый беспечный Дерикруп, и немногословные тру­ дяги, «братаны» Гаврила и Азарий, и бес­ приютный «шатун» дяд я Роман, Красное Солнышко, и вроде бы неприметный, но своеобычный и компанейский Сковород­ ник,— когда все эти столь различные люди объединяются в одном стремлении помочь маленькому Ильке и не только собирают деньги — Илькину «зарплату», но даж е пи­ шут специальную ведомость, в которой па­ цан должен расписаться, чтобы до конца чувствовать себя полноправным членом бригады. Еще одна особенность повести, ставш ая позже неотъемлемой для астафьевского т а ­ ланта,— это ощущение времени. Время про­ никает в «Перевал» по-разному, оно и в са­ мом движении сюжета, и в авторских от­ ступлениях («По всей стране стучали топо­ ры. Россия строилась»), и в размышлениях героев. Четко ощутимо оно, к примеру, в близком к документальной прозе письме на­ чальника сплавной конторы: «Деревообде­ лочный комбинат уже пущен на полную мощность. Он получил срочный заказ от строящегося на Урале металлургического за ­ вода. На нас жмут. Мы здесь работаем уж е в три смены. Работаем ночью при электри­ ческом сеете. Д а, да, у нас в поселке уже есть электричество». Но наиболее глубинно приметы времени выражены в обрисовке ат­ мосферы, царящей в бригаде сплавщиков, которая кичем не похож а на рабочую ар­ тель прошлого... Процесс обретения своего художническо­ го «я», начатый в «Перевале», успешно про­ долж ается в повестях «Стародуб», «Звездо­ пад», «Кража», в циклах рассказов, нако­ нец, в «Последнем поклоне», «Пастухе и па­ стушке». Анализируя эти произведения Ас­ тафьева, критика единодушно отметила, что писатель создает историю своего современ­ ника. Это бесспорно. Мы видим ,и довоенное детство героя, видим его юность, совпав­ шую с грозным военным лихолетьем, видим