Сибирские огни, 1974, №5

ля, расцвета его дарования, особенно поучи­ тельно проследить, как шла его закалка, к а­ кими находками и потерями отмечен его путь. П оказателен в этом смысле первый сбор­ ник Астафьева «До будущей весны» — то­ ненькая, небольшого формата, книжка, вы­ ш едш ая двадцать лет назад в Пермском об­ ластном издательстве. Конечно, если знаешь, что она склады валась из рассказов, сочи­ ненных по ночам недавним солдатом, стре­ мившимся высказать, излить переполнявшее, что первый рассказ напислч на засаленных пронумерованных страницах ж урнала д е­ ж урных колбасного завода, конечно, если знаешь все это, то неказистую первую кни­ жечку воспримешь и как свидетельство му­ ж ества ее автора, и как примечательный факт истории литературного процесса. Начинающий прозаик в первом своем сборнике находится еще в плену далеко не лучших литературных образцов, правда, в ту пору зачастую возводимых на пьедестал и даж е канонизируемых. Поучительна история создания его перво­ го рассказа. Сам Астафьев вспоминает, как однаж ды он побывал на занятии литератур­ ного круж ка при газете «Чусовской рабо­ чий». Один из кружковцев читал свой рас­ сказ о войне. Герой рассказа, летчик, без ■особого риска то и дело одерж ивал победы, сбивал и таранил враж еские самолеты. У Астафьева такое изображ ение войны вы зва­ ло досаду и- раздраж ение. Ему захотелось написать правду о том, что он пережил на войне, о своих однополчанах и особенно о тех из них, кто остался леж ать под бугор­ ками солдатских могил. С прототипом героя Матвея Савинцева, в прошлом тракториста из притаежной ал­ тайской деревни, Астафьев служ ил в одном взводе связи при артиллерийской батарее. Это был уж е немолодой крестьянин, трудно усваивающий военную науку, но не стрем я­ щийся спрятаться за чужую спину, терпели­ во и с достоинством вершащий свое нелег­ кое солдатское дело. Савинцев погиб, .нала­ ж и вая связь под враж еским обстрелом. И это событие — гибель товарищ а, чувства, связанны е с ним,— и хотел излить на бум а­ гу Астаф ьев в ту памятную ночь, когда он исписал тридцать страниц ж урнала, пред­ назначенного д л я совершенно иных записей." «Больш е всего я заботился о том, чтобы все было точно, чтобы все было, как было». А втора иодвела не фактографичность, не заземленность. Его подвели те самые, не лучшие литературные образцы, какие еще с большим энтузиазмом копировал лит- круж ковец, чье сочинение так возмутило Астафьева. Ж ивой, полный обаяния М ат­ вей Савинцев ушел из рассказа «Г раж дан ­ ский человек». Его место занял умиленный, д аж е несколько сусальный бодрячок. Поч­ ти не проник в произведение и драм атизм военной обстановки. Тогдашние редакторы Астафьева хотели, чтобы дебютант не начинал с такого к р ай ­ него проявления пессимизма, каким к а за ­ лась им смерть героя на войне. Поэтому и М атвей Савинцев в рассказе не умирает. Он попадает в госпиталь, куда, конечно, не запазды вает заслуж енная награда. Лишь позднее автор вернулся к этому рассказу, переписал его, д ав ему новое название «Си­ биряк». Новый вариант произведения закан­ чивается смертью Савинцева, к ак это и бы­ ло в действительности. Понятно, суть не в том, что рассказ на военную тему должен иметь трагический финал. Однако вторая редакция лишний раз убеждает, что раскры ­ тие душевного склада крестьянина-сибиря- ка Матвея Савинцева требовало подлинно высокого драм атизм а. Астафьев показал, как среди бесконечного рж аного поля в расцвете сил умирает крестьянин, к ак «зем­ ля, пахнущ ая дымом и хлебом, приняла его с тихим вздохом», и рассказ обрел значи­ тельность, не затерялся в потоке огромной военной прозы. Но эго было позднее. А в своих дебютах Астафьев не может еще преодолеть схема­ тизм и однолинейность «лобовых» решений. П равда и сложность жизни проникает в них к ак будто сквозь фильтры грубой идеализа­ ции. Например, в рассказе «Земляника», где автор коснулся таких горьких граней пос­ левоенного времени, как безотцовщина и одиночество женщины, возникают явно на­ думанные, чуть ли не «святочные» ситуации. Сюжетной коллизией становится здесь не­ счастный случай с ж елезнодорожником Со­ ломиным. Но все это, в конечном итоге, ре­ шается на уровне сентенции, которой мать Нюры и Вани утешает оказавш егося в боль­ нице Соломина: «Ничего страшного, Иван Павлович, у нас инвалидам почет, а вы по­ правитесь, и все будет хорошо». И ,в других рассказах первой книги любой конфликт — будь то затор леса во время сплава («До будущей весны») или «затор» в личных от­ ношениях («Дерево без корней») — разре­ шается облегченно и упрощенно. Конечно, ростки будущего мастерства, сложивш егося ныне своеобразного стиля можно обнаружить и в этих рассказах, в их тематике, которая позже в какой-то степени повторится, в отдельных точных и зримых деталях быта, в любви к природе, в пейзаж ­ ных зарисовках. Но из песни слова не вы ­ кинешь: не так-то уж легко и безоблачно входят таланты в литературу... В середине пятидесятых годов Виктор Ас­ тафьев выступает с романом «Тают снега». Произведения сельской тематики были тог­ да в самом центре внимания. Особенно взволновали самого широкого и разнообраз­ ного читателя остропроблемные очерки Ва­ лентина Овечкина, способствовавшие ново­ му взлету этого ж анра. Вслед за очеркиста­ ми шли мастера повести и ром ана. И столь велико было ж елание молодого Астафьева «откликнуться», создать актуальную вещь, что о,н не побоялся ни сложности романной формы, ни новизны проблематики. Д ля сво­ его произведения автор избрал одну из рас­ пространенных тогда не столько в жизни, сколько в литературе, ситуаций. В колхоз приезж ает молодой специалист, агроном Т а­ ся Голубева, и своей настойчивостью, прин­ ципиальностью увлекает сельчан, сущест­ венно изменяя обстановку в отсталом хозяй-