Сибирские огни, 1974, №4

Ксения Эпова СОФЬЯ ПЕРОВСКАЯ Они не просили прощенья — Их страшно вознес эшафот... ...И тихо высокий священник По снегу сырому идет. Он руки дрожащие прячет. А, кажется, к смерти привык. Что может о жизни горячей Промолвить смиренный язык? Он просит для них, как издревле: Усопшим — во веки веков — Тишайшие тени деревьев, Тишайшую синь облаков. Он трудно встает на колени — Ему головы не поднять: Безбожные нежные тени В глазах оживают опять. И он ощущает убого Непраздничный вкус ремесла: Дорога вела их не к Богу — Но к вечности вечной вела. И светятся в памяти русской Две пряди, предсмертно седых, И лик неподвижный Перовской, Причисленный к лику святых. ЛУГОВКА Лопухи да негромкий кузнечик. Стрекоза на замшелом бревне. Вот и Луговка глухо лепечет. Белый камешек светит на дне. Вот и Луговка. Сыро. И виден В мелколесье костерик и дым. Черный хворост. Да выбитый выгон. Да овраг. Да сараи за ним. Да изба. На пороге — подкова. Огород. Таганок. Да зола. Я не знаю — ну что здесь такого? А душа что-то мигом нашла.