Сибирские огни, 1974, №4

В голосе его злоба и томительное ожидание: понимает ли его, пой­ мет ли собеседник? Алексей и не старался: только бы разойтись по-доб- рому, не портить утро. Трудно было сказать, какого возраста мужик, то ли ему тридцать с небольшим, то ли все пятьдесят. Тело под рубахой угадывалось худое, сильное, длинные руки сплетены из сухожилий, и лицо — твердое, рез­ кое, с выгоревшим волосом, с короткими, не укрывающими десен губами, зубы не все, зубы не в порядке, и русый волос на щеках и подбородке не выбрит, а вроде выщипан не весь, а где попало, в спешке. Рот в непре­ станном движении, то в нахальной, издевающейся улыбке, то кривится просительно, холуйски, то с обидой, с болью, как перед пьяными слеза­ ми. Дрожащей рукой он потянулся за сигаретой, Алексей подал пачку и чиркнул зажигалкой, наблюдая, как угодливо тот пригнулся, открыв не­ стриженый сухой затылок. Мужик качнулся, Алексей поддержал его, ощутив каменную тяжесть худого тела. — Иди ты!.. Мужик отступил на шаг.— Не трогай меня, зараза!..— Он закурил, громко втягивая дым, грудь поднялась, натянув узкую линя­ лую рубаху.—Хорошие куришь... городские. У тебя — порядок, да?! Де­ нег навалом, пей, не считай! — Сигареты у вас покупал.—Алексей кивнул на высокий, уже осве­ щенный солнцем берег. Внезапное наблюдение поразило его: что-то было в них двоих схо­ жее: узкая, мальчишеская фигура с провалившимся мускулистым живо­ том, небольшая, но соразмерная голова, жесткие облепляющие голову волосы. Только у мужика все п о н о ш е н н о е , траченное жизнью, все поблекло, выцвело, потеряло свежесть и краску. Туман сошел к траве, неслышно полоскался у щиколотки Алексея, у грязных ног мужика, обутых в старые с оборванными ремешками сан­ далии. — У Антонины покупал? — В магазине...— уклончиво ответил Алексей. — Зашел в магазин, сигареты взял, а хозяйки не приметил? Ну, и сукин же ты сын! — Он будто влюбился в Алексея, холил его взглядом, потянулся руками к его лицу.— Тонька у нас ученая: в техникуме побы­ ла, потом агентом работала, по страховке. Ей агентом нельзя: придет в избу, и — готова! — Он развел руками, извиняя слабость Антонины, согнулся, паясничая, и прижмурил глаз.— Рюмку приняла, и — твоя! Ка-а-ак гуляла, всех перебрала! — Он перешел на шепот: — И теперь гуляет, хорошо гуляет... по выбору. — Не смейте... вы... скотина! — Думаешь, одному тебе блины с маслом?! — У нее, я знаю... мне говорили, у нее сын, муж...— волновался Алексей. — У нее все есть,— обрадовался взаимному пониманию мужик,— ты и не придумаешь такого, чтоб у Тоньки не было... — Он потянулся к уху Алексея, чтобы сообщить ему что-то важное, но Алексей отшатнулся, в нос ударила сивушная вонь.— Она мужа взяла, а он ей не ндравится. В избу допустила, а он ей — впоперек. Она гуляет, а он было цыц! муж!.. Его права! Она его в отгон и назначила, куда подалее, в лес, к стаду... — Надо же такую грязь придумать! — вспыхнул Алексей,— Как это завмаг может мужа на колхозную работу назначить?! — Деньги при ней, вот и назначила! — похвалился он. — Деньги наз­ начили! Деньги... Ты что — малохольный?! Тоня проснется: даже и глухой, ночной сон не защитил бы ее от ис­ тошного — до синюшных губ — вопля, от этих глумливых похвал. — Иди ты своей дорогой,— примирительно сказал Алексей.— Я трезвый, ты нажрался, разговора не выйдет.