Сибирские огни, 1974, №4

— Да, конечно, наши звонки тут были и ни к чему — все дело в этом невидимом простому глазу святом братстве! А звонки, действительно, были, и мне теперь стало неудобно, я и благодарил, и оправдывался, а он, коснувшись моего плеча, произнес: — Ты знаешь, как это называется? Ну, все это вот... Узы дружбы, святое рыцарство? Мечта о теплой спине. Понимаешь? Просто человек хочет, чтобы спину ему кто-то грел, чтобы она всегда у него была теплая. Все ли так, все ли не так — не о том разговор. Сейчас, когда я встретил в автобусе этого озябшего мальчишку, который ехал к своей умирающей матери, мне вдруг подумалось: хорошо, а что «греет спи­ ну» ему, который пока не нажил столько друзей и не обзавелся такими связями? В чем такой, казалось, маленький и беспомощный, он черпает сейчас силу? Положение мое на новом месте было далеко не самое отчаянное. Что ж, если, оставшись без друзей, сам с собою разговаривал я чаще обычного? Если многое оценил как бы заново, и меня, выбитого из привычной колеи, вдруг настигло раскаяние в тех грехах, о которых я уже, казалось, не помнил? Что ж, если чаще, чем когда-либо до сих пор, наведывались ко мне те, кто мог надо мною зло посмеяться или посмотреть на меня с презрением, и чаще, чем прежде, в самые неожи­ данные моменты вдруг приходил ко мне рыжий Дубович и бросал на пыльную траву под ноги тяжелые, непросохшие от вчерашнего пота перчатки? Стоило только вскинуть голову, и все обретало другой цвет, и было ясно, что дела мои не так плохи, что многие могли бы мне позавидо­ вать. Но чего только я, и в самом деле, не напридумывал, чтобы обре­ сти душевное равновесие... А он? Большой мир, от которого ежесекундно зависит каждый волосок ка голове у мальчишки, вооружается сейчас, пьет, пляшет, смотрит сентиментальные фильмы, плачет, копается в себе, замышляет убий­ ства... И есть ли ему дело до этого крохотного живого существа, кото­ рое не может сделать обманное движение так, чтобы его не разгадало другое существо, тоже очень крохотное по сравнению с бетонными по­ стройками и стальными ракетами? Или по жестким дорогам этой зимы, по выстывшим залам ожида­ ния и занесенным снегом переходным площадкам ведет его самое дет­ ство — святая его уверенность в бесповоротности жизни? Я попытался составить программу действий. Надо будет сказать ему, чтобы обождал, пока я сдам вещи в камеру хранения. Потом быстренько решим с билетами, а после пойдем в привокзальный ресто­ ран, где сейчас тепло и пахнет, небось, борщом, и поедим там горяче­ го, а затем... Сам я раньше ужинать не собирался, но теперь надо бу­ дет купить чего-либо к чаю, и мы посидим в купе, и, может быть, маль­ чишка вздремнет — все-таки в Индюк мы приедем никак не раньше трех часов ночи. Когда автобус остановился, то, подхватив чемодан и сумку, я живо прошел между пустыми рядами сидений и у выхода стал вслед за ним: — Толя, может, подождешь меня? Я сдам это... А потом мы хоть чуть погреемся да слегка перекусим. Он уже сходил вслед за этой женщиной в длиннополом пальто с хорошею чернобуркой. На улице тут же поежился, и я сказал, догнав его: — А ну-ка, застегнись, что это ты! Он сперва поднес руку к горлу, а потом еще глубже надвинул на глаза козырек кепки, и уши его совсем оттопырились. У меня невольно вырвалось: