Сибирские огни, 1974, №4

И мне снова до боли жаль было этого бедолагу — прораба, горе свое заедавшего килькой под майонезом, и жаль его до сих пор, и до сих пор за весь тот вечер мучительно стыдно — вот какое дело, я очень любил» а теперь, кажется, еще больше люблю этот город, Сталегорск, и на не­ го мне тоже грех жаловаться, но тогда, когда появился Дубович, меж­ ду нами словно промелькнула серая тень предательства — пусть не весь он, но что-то из него, из Сталегорска, меня предало. И я тоже пре­ дал — пусть не этот город целиком, нет, никогда — но предал что-то, ему безраздельно принадлежащее... А ты, мальчик, не бросай, нет, не бросай свой бокс, ты — ходи... А он вдруг сказал мне, словно продолжая прерванный разговор: — Мне бы только узнать, есть ли у него грамоты за бокс! — Н-ну, может, как-нибудь будешь у него дома. — А у него далеко дом. — Как это — далеко? — Да я ведь, дядя, в интернате живу. — Во-он что! А где твой интернат? — и я назвал городок, откуда мы ехали,— Там, что ли? — Нет, еще дальше. — А куда же ты так поздно едешь? — Под Туапсе я еду. В Индюк. Там у меня мама лежит... — Как то есть... лежит? — Больная. Вот и лежит. Этого я, конечно, не ожидал — на первый взгляд, он был довольно благополучный мальчик. И только теперь я увидел, что и пальтишко на нем совсем худое, и никакого, хотя бы плохонького свитерка, и верхней пуговицы нет на серой казенной рубашонке. — А что с мамой, Толя? — Паралич. Из-за меня и разбил... — К ак— из-за тебя? — Она, правда, и раньше... Пугливая она очень. За все пережи­ вает. А тут приехала в интернат, а у меня как раз — такие синячищи... Это мы со старшеклассниками подрались. Двое против шестерых, и ди­ ректор сказал, там все правильно... Они горбатого мальчика обидели. Ну, вот. Она приехала, а я как раз спал на койке. И все лицо в синя­ ках. А она подумала, как у папы... — А что с папой? — Разбился. Я только повел головой: и неловко его расспрашивать, и как за ­ молчать теперь— начавши? * Он сам заговорил: — Насмерть. Два года назад. Он у меня таксист был. По всем этим дорогам ездил, по Черному берегу. Туапсе, Сочи, Анапа... Мальчишка уже не сидел,— нахохлившись, он стоял в проходе между двумя нашими сиденьями, приподнимал плечи и, чуть отвер­ нувшись, прятал подбородок, ткнув его в кончик воротника. Автобус потряхивало, он вздрагивал, скрежетал, и я сидел, вытя­ нувшись к мальчишке, и совсем перестал стучать ногами,— казалось, неловко. — Да-а, брат... — Его большая машина сбила. Краз. И он упал в ущелье. Когда спустились туда, милиция говорила, дверка была уже открыта, только выпрыгнуть он не успел. Перевязали его всего... Он два дня еще пожил, только в сознание так и не пришел. Я все головою покачивал, морщился. Мне вдруг стало очень хо­ лодно -только сейчас, наконец, в полной мере я оценил этот морозный ветерок внизу, под ногами.