Сибирские огни, 1974, №4

порядка: будет добродушно подшучивать над матерью, потом, когда в штофе останется меньше половины, позовет к себе Кира... А потом, по­ том будет еще петь. Так все и получается. В зеленой бутылке остается все меньше и меньше, Кир сильнее поджимает под себя ноги и глубже забивается на печи в угол. Но как ни скорчивайся, трудная минута наступает. Голос отца неумолимо зовет: — А ну, сын, подь сюда! Вжимая заранее голову в плечи, Кир сползает на голубец и подхо­ дит к отцу. Тот долго рассматривает его, как чужого: — Живешь, детеныш? Растешь? — отцовская лапища опускается на голову, хватает за чуб и начинает тыкать то лбом, то носом об стол.— Живешь, значит? Су-ще-ству-ешь? Если не вмешивалась мать, то после нескольких таких «прикладок» отец отталкивал сына от себя: — Живи! Про-дол-жай! А когда мать вступалась, отец недоуменно, по-полупьяному удив­ лялся и, смахивая со столешницы росинки крови из носа сына, начинал шуметь: — И чего, дуреха, взъярилась? Когда долбежка парню на пользу. Чтобы, значит, характер обозначал. Меня батя-покойничек разве этак еще костомелил? По неделе бабка отхаживала. Ничего — вырос. А какой — сама знаешь! — и он гордо выпячивал широкую грудь. Перед одной из суббот мать сама ножницами наголо обкорнала Ки­ ра. Голова покрылась ступенчатыми полосками, но когда отец позвал к себе, ухватиться ему было не за что. Отцовская ладонь в поисках волос пошарила по голове, нашла ухо и совсем легонько отвела в сторону. — Обхитрила, значит. А зазря. Кир, хоть и был доволен, но вдруг как что-то потерял. Ему стало очень жалко отца, жалко, что его твердая, жесткая ладонь стала такой мягкой. Притиснувшись к отцовской рубахе, он, сжавшись в комок в ожидании предстоящей боли, потянул расчесанную бороду к себе: — А ты за шею хватай... И вот тогда, в первый и последний раз, Кир узнал и запомнил на всю жизнь, какими горячими могут быть отцовские поцелуи. Но и в этот раз субботний «порядок» остается нерушимым. Отец начинает петь. ...Среди долины ровные На гладкой высоте... Мать замирает с ухватом у печи. Она, не мигая, смотрит на отца широкими глазами, и, всегда строгие, они начинают излучать ласковое тепло... ...Растет, цветет высокий дуб В могучей красоте-е... Голос отца наполняет всю хибарку, раздвигает ее стены, распахивает их И вот уже нет ни печи, ни облупившегося потолка над головой. Как в сказке, над Киром могучими ветвями шумит неведомый гордый дуб. И уже рядом мать. Отец положил ей руку на плечо. Лица у обоих и ла­ сковые и строгие, и глаза совсем-совсем одинаковые, сосредоточенно видят в необъятной дали что-то такое, чего никак еще не может уви­ деть Кир. ...Взойдет ли красно солнышко — Кого под тень принять?