Сибирские огни, 1974, №4
Не знаю, чем бы кончилось наше застолье в «Русском сувенире», но к нам вдруг подошел один довольно крупный, скажем так, стале горский чиновник из снабженцев и сперва, правда, кивнул нам, потом п о л о ж и л кулак на край стола и, слегка наклонившись, негромко сказал: — Юрий Аркадьич, машина внизу. Он был в тяжелом драповом пальто с каракулевым воротником, а пыжиковую шапку держал в руке, чуть отставив ее назад, и шапка была вся мокрая, с нее капало на паркет, и я подумал, что перед тем, как подняться сюда, он, пожалуй, постоял на улице, подождал. И поч ти тут же к нашему столику подплыла директриса, спрашивая, всем ли | гости довольны, и Дубович только степенно покивывал, не вынимая изо рта тонкого перышка зубочистки, потом зажал ее губами, раскры вая крошечный, из темного дерева полированный футляр, и тут вдруг на один миг куда девалась его респектабельность! Лицо его, до этого строго значительное или слегка ироническое, вдруг как-то разом об мякло, отвисла нижняя челюсть, а рыжие совиные глаза стали совер шенно дурацкими, такими, какими они бывали у него очень давно, когда ни с того ни с сего он мог стать посреди улицы в стойку и, не об ращая внимания на прохожих, во всю глотку радостно заорать: — А по пэчени — бэмз!.. бэмз! Так и теперь— он вдруг кинул через стол руку с зажатым в ладо ни футлярчиком, из которого торчали белые хвостики зубочисток, су нул под нос мне, потом моему другу: — Ты хоть понюхай!.. И ты! Сандал! Такое дерево. Как лихо и весело мы с тобой, Геннадий Арсентьич, могли под орех разделывать этих напыщенных индюков, этих, в потном кулаке за жавших захватанное перо жар-птицы, гавриков... А что с нами случи лось тогда? Почему мы были словно потерянные? Я, поперхнувшись, промолчал, а ты только сказал, посмотрев на этого, с пыжиковой шапкой в руке: — Надо бы, Петр Евграфыч, попросить столичного товарища, что бы он- для музея оставил эту штуку. Славная, так сказать, страница в, истории города. А Дубович снова был сама респектабельность, и фужер с мине ральной взял этаким совсем «мидовским» жестом, только рот пропо- ' лоскал чересчур шумно. Потом он сунул ладонь за борт пиджака, и мы с другом тоже, словно наперегонки, рванулись рассчитываться, но директриса подня ла пухлые руки: — Что вы, что вы, товарищи... уже всё. А Дубович раскрыл бумажник, и белый листок визитной карточ ки лег сначала передо мной, потом — перед моим другом. — Звоните, для вас у меня время найдется всегда,— и глянул вверх, неторопливо определяя в карман бумажник.— Вы их тут не оби жаете, Петр Евграфыч? Имейте в виду, что этим ребятам есть кому пожаловаться... Н-ну, имею честь! И в том, как он встал, чувствовалась школа — мы тоже вдруг не вольно привстали, а наш солидный, скажем так, чиновник расправил плечи и шеей повел по каракулевому воротнику. Они ушли, а рядом с нами остался стоять этот парень в отутюжен ном фраке, наш бывший бетонщик. — Что мы на этот раз, Валера? — Спасибо, уже уплачено... — Ты не обижайся — сколько? — Я даже не знаю. — А ты на глаз?
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2