Сибирские огни, 1974, №4

— И правда, молодец. Автобус уже тронулся, катил теперь по освещенным улицам, пово­ рачивал, притормаживая,' и за полузамерзшими стеклами Ьодрагивали и смутно расплывались огни: то белые — от далеких уличных фонарей, а то зеленые и синие — от реклам. Как я ни всматривался, не узнавал мест, по которым ехал, и только потом вдруг понял, что автобус идет другою дорогой, и как раз сейчас мы будем проезжать мимо на­ шего дома. Меня словно какая-то сила подняла с места, толкнула к затянуто­ му морозом окну на противоположной стороне, но было уже поздно, машина снова поворачивала за угол, и я только туда и сюда торопливо повел головой, а потом, придерживаясь то одной, то другою рукой за спинки кресел, вернулся на свое место, присел, и от того, что я не успел проводить взглядом свой дом, на душе у меня вдруг стало очень тре­ вожно. Как будто это было так важно: успеть. Странно, совсем недавно я ездил чаще и ездил куда как дальше, хотя бы потому, что ко всем маршрутам каждый раз мне надо было прибавить еще и путь от Сталегорска до Москвы, откуда у нашего бра­ та начинаются почти все дороги, но вот, поди ты: никогда раньше я не уезжал из дома с таким бьющимся сердцем, как теперь. Может быть, уже давал себя знать возраст? Или это было что-то другое, связанное все с тем же — с переездом из Сибири, где я прожил больше десятка лет, с возвращением сюда, на Северный Кавказ. На мою родину. Тут творилось со мной что-то непонятное. Жили мы теперь в довольном собою чудесном маленьком городке, который утонул в зеленой и теплой котловине у подножия недалеких гор с розовато-синими пиками. Во всякое время года был этот городок хорош до того, что при ощущении красоты его тонко щемило сердце. Меня, не знаю почему, особенно трогали удивительные его, давно исчезнувшие в больших городах, необыкновенной чистоты запа­ хи. То зимою, когда черную наготу каштанов да ясеней прикроет пер­ возданной белизны снег, среди легкого морозца уловишь вдруг витаю­ щий над пивным заводом сытый парок ячменного солода. То весной, когда промчится гроза и улетающий вслед за ней прохладный ветер рассыплет на мытых улицах крошечные лепестки отцветающих вишен, ты поймаешь вдруг мятное пряничное тепло, плывущее из раскрытых окон кондитерской фабрики. Летом сладкий дух древней «изабеллы» будет покачивать на себе горячие дымки шашлыков, а осенью, когда закаты цвета молодого вина уже поблекнут, вечерняя сырость остро пропахнет первой прелью да горьковатым куревом окраинных костров, на которых сжигают бурьян и палые листья. Чего, казалось бы, надо, живи теперь да живи, но меня то мучила тоска, то одолевали страхи и неуверенность. Сначала я относил все это за счет нашего неустройства на первых порах и неизвестности, как будет с жильем да со всем таким прочим, но потом, когда все более или менее утряслось, переменчивое настроение меня не покинуло, спокойствие так и не пришло. Казалось, все бывало хорошо, но вот в умиротворении зимних су­ мерек врывался грохот прокатного стана. Городок, замерший у синих предгорий, словно молниями, озаряли красноватые сполохи плавки, и мне вдруг нечем становилось дышать... Или убаюкивающее тюрюканье сверчков в осеннем саду родной моей станицы неожиданно взрывал тысячеголосый крик, и вслед за ним слышался хрусткий удар шайбы о промерзший борт хоккейной коробки, и я крепко зажмуривал глаза, кривил лицо, как от внезапной боли. Необычные для юга холода и небывалый снег этой зимы я принял как дружеский привет издалека, и долгие метели были для меня слов