Сибирские огни, 1974, №4
ину Л О ' 1 ТЬ. ось ор- со- ер- 1 ТЬ, ей- ;ей. збе -то ма Ск- ie6 гы. ! ия. и ,и 1 ТЬ га- ш- ш, >И- от гь. '0- 1Й, по я я их со о- ь- ь- пь — Не горячись, Колай. Когда у тебя лошади не было, ты на чем пахал? — строго напомнил Епифан Савельич. — Ло-о-о-ошадь! — опять нараспев закричал Колай.— Что ты мне лошадью глаза колешь? Лошади твои, не успоряю супротив этого, а руки-то чьи были? Это ты забыл? Это ты в счет не кладешь? Забыл, что я двенадцать десятин тебе вспахал с первой борозды до последней и заборонил? А из нужды стал выбиваться — ты сеять не велишь! К че му ты клонишь, не пойму я тебя! — А ты не ори! — рассердился Епифан.— Я не глухой! Из нужды он стал выбиваться! Никогда ты из нее не выбьешься, так и подох нешь в лохмотьях! — Ма-а-а-арш! — взвизгнул Колай не своим голосом, пинком рас пахнул дверь и отскочил в сторону, давая дорогу шурину — Чтоб духу твоего тут не было! Мироед! Епифан чуть не схватился с ним драться, но все же сдержал себя и ушел. — О господи! — вздохнула Дарья и опять взялась за стирку.— С ума посходили! Я думала, вы подеретесь! — Прохвост! Шельмец! — кипел Колай, шагая по избе,— Погоди, до него доберутся! Кто? Мы доберемся! Мы тоже кое-что знаем! Загре мит, как миленький! Вот я в милицию заявлю! — Чего ты заявишь? — рассердилась Дарья.— Плетешь, плетешь! А ты говори, Да не заговаривайся! Поругались — и ладно, милицию не приплетай. Чего ты заявишь? — А то и заявлю! Как они тогда с Яшкой Борзым в Колывань по скакали, когда там кулацкое восстание поднялось! Епишка там же был, Советы громил! — Не был он там! — закричала Дарья.— Зря на человека наго варивать тоже не надо, я это не люблю! Они тогда поскакали туда вер хом на конях, Яшка Борзой подговорил его, а только Епифан и до Ко- лывани не доехал, воротился с половины дороги! До Черных озер дое хал и воротился! Он раздумал! Борзой один поехал! Не один, а был еще оттуда же, из ихней Сосновки, Петька Живоглот! А Епифан до ма был! — Конечно, он тебе брат, я все забываю про это! Епифан сидел перед окошком, глядел на грязную улицу и думал. Дождик все сыпался. Митька Пияшин повез куда-то пестрого те- 'ленка. — Вот чудоклус! — усмехнулся Епифан, вспомнив, как Пияшин недавно нарядился бабой и залез на собрание бедноты, куда ему, ли шенцу, вход был воспрещен. Разоблачили, выгнали, но не оштрафова ли, как видно, потому только, что он всех насмешил. Ближе к вечеру по улице пошли мужики. На собрание в школу. Семка Козлов в длинном пиджаке, сшитом из серой шинели, кричал глуховатому старику Самсону Горюнову: — Ни черта ума нет у вашего бога, дядя Самсон: ты смотри, сколько дождя проливает, а весной засуха будет! — Ох-хальник! — закричал с возмущением Самсон и отошел по дальше от озорника. Мужики записывали мелом на матицах день случки своих коров, чтобы не забыть, когда ждать отела, а у Семки никакой скотины не бы ло, кроме маленькой собачонки Нюрки, и он написал на киоте: «Нюр ка гуляла пятогЬ июля». «Вот такие Семки и вершат дела,— подумал Епифан.—Сойдутся Семки да Еремки... Стемнеет — схожу, послушаю, чего они там».
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2