Сибирские огни, 1974, №4
режиссера важно было показать единый, сильный своей сплоченностью коллектив. И он сумел это сделать, да еще выпукло, ро мантично. Идет обычная жизнь людей, живущих у придорожного тракта. Вдруг возникает пес ня, меняется свет, и перед нами группа рос лых парней в кожанках. Они бережно под держивают пожилого человека, застигнуто го тяжелым недугом. Это водители-дальне- рейсовики, чья ж изн ь— непрерывная коман дировка. У них свои обычаи, свои священ ные традиции. Они принимают в свое со общество только лучших, только проверен ных и стойких. Жизнь дружной шоферской семьи овеяна романтикой. Пускай неправдо подобны кожаные куртки на шоферах Д аль него Севера, пускай напоминают они комис саров легендарных времен гражданской войны. Режиссер, смело идет на плакатность приема и побеждает. На какую-то долю ми нуты вдруг останавливается действие, все замирают на своих местах, звучит мелодия, и мы ощущаем монументальную силу и мощь этой живой скульптуры. Обратившись во второй раз за свою жизнь к драматургии Горького, В. Кузьмин избрал редко идущую пьесу «Чудаки». В ее основе — изобличение прекраснодушия ин теллигенции периода реакции после револю ции 1905 года. Горького волновала духов ная оторванность интеллигенции от .народа, ее эгоизм, нежелание бороться за идеалы. Центральная мысль — разоблачение пустой болтовни, не подкрепленной делом,— оказа лась вполне современной. Сколько зла тво рится сегодня в мире под прикрытием лжи вой фразы! Потому и согрет спектакль крас- нофакельцев истинным горением публицисти ки. На одном полюсе оказался Мастаков. В исполнении С. Петухова он предстает чрез мерно легкомысленным, даже легковесным. Все его слова о великом назначении матери, о долге изобличаются слишком прямолиней но. Мастакову 1— С. Петухову попросту от казываешь в таланте писателя. Зато на дру гом полюсе режиссер сумел очень любо пытным приемом раскрыть жизнь простого народа с его истинными заботами и болями, с чистым и строгим взглядом на нравы, с мудрым отношением к смерти. Как же это делается? В разгар споров-раздоров, кото рыми заняты «господа», по авансцене с бес хитростной песенкой проходит Таисья (Л. Морозкина). Идет простая женщина и укачивает ребенка — и всё. Но столько жи тейской правды было в этом проходе, что становилась нестерпимо фальшивой якобы возвышенная речь Мастакова. Смерть Васи дикого не может прразить — этот гнилой физически и. духовно человек давно и без надежно болен, окружающие ждали, и даже с нетерпением, исхода. Но эта же смерть, осмысленная в общечеловеческих масшта бах, вдруг освещала игрушечность, приду- манность слов и поступков людей, почита ющих себя истинными интеллигентами. Умер Вася. Слышатся печальные фальши вые фразы. Фарисеи морщатся при стуке топора — это колет дрова Таисья. Ее же руками, очевидно, выстираны вот эти про стыни. Недавно скомканные, залитые кровью умирающего, они сейчас полощатся на вет ру. Жизнь обыкновенная, реальная, со всей своей неумолимой прозой, врывалась на сце ну, сокрушая, делая никчемными все лжи вые условности господ интеллигентов. Так суровая правда бытовой детали неожидан ным светом озаряла истинный смысл проис ходящего. Продолжая свои размышления о судьбе таланта в обществе, о его ответственности перед людьми, Кузьмин обратился к пьесе О. Бальзака «Надежды Кинолы». Это ред чайший случай постановки бальзаковской трагикомедии на русской сцене. Что происходит, если человек резко вы деляется из массы, если он своим разумом опережает время? В условиях эксплуата торского общества этот человек гоним. Его талант становится причиной его страданий. Испанец Альфонсо Фоятанарес в 1588 году изобрел судно, передвигающееся без пару сов с помощью пара. И что же? Изобрета тель чуть не поплатился жизнью, его от крытие присвоил другой, более поклади стый, умеющий идти на компромиссы с со вестью человек. Слава Фонтанареса исчез ла, так и не родившись, а свое детище он вынужден был своими же руками уничто жить. Общество во главе с королем и Ве ликим инквизитором задушило светлый ум, парализовало революционизирующее воз действие таланта. Ординарность спокойнее, легче ею повелевать. Но мысль, рожденная человеческим талантом, задавленная сегод ня, возродится завтра. В этом смысл спек такля В. Кузьмина. Мрачный, зримый образ рисует перед на ми декорация Р. Акоиова. На сцене нет ни клочка зелени, нет даж е попытки дать пей заж. Но выжженная земля Испании совер шенно отчетливо рисуется нашему вообра жению. Стены домов с балконами, ограж денными остриями кольев, решетки, и пере крещения балок цвета вороньего врыла соз дают ощущение застенков посреди бесплод- ■ной мертвой пустыни. Ни один теплый луч ■не проникает в эти многоярусные сооруже ния. Могила таланта. Мрачно. Душно. В прологе толпа с улюлюканьем и хохо том играет в старинную испанскую игру — подкидывают и ловят игрушечного чело вечка. Играют человеком! Потом раздается сухая трещотка, и в капюшонах, в халатах, с табличками на шее проходят прокажен ные, сметая все жив-ое на своем пути. Толь ко в финале распахнутые настежь ворота дают выход к морю, к простору. Прихлынули бальзаковские страсти. В столкновениях любви и холодного расчета, чести и коварства, искренности и лицеме рия закипели битвы, прянула буря, и рушат ся все надежды на счастливый исход. Но при всем широком эпическом разма хе действия под финал ощущаешь некото рое разочарование: режиссерский замысел, рассчитанный на трагедийное полотно шекс пировского размаха, входит в противоречие с пьесой несравненно менее масштабной, пьесой иного жанра.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2