Сибирские огни, 1974, №4
лософии старика. Так же уходит старик от других проблем; есть ли счастье, есть ли правда. «Если веришь — существует, если не веришь...» Вот так отвечал, по сути дела, всем своим собеседникам Лука и присталь но вглядывался своими холодными стекляш- ками-глаза.ми. В «тоге зритель понимал ж е стокую мысль этого странника; «жизнь меня много мяла, горя хватил через меру, но и ты должен выстрадать свою долю». Злой старик, «.поганый гриб», ,по определению ре жиссера, становился преградой для всех ок ружающих в их порывах к счастью. Он вер шит над людьми самую страшную казнь. Она не 8 том, что погибает Актер, что на ка торгу отправляется Васька Пепел, что стала калекой Наташа. Лука знает, что физиче ские -муки ничто перед муками безверия. Он мстит всем за свою неуда-вшуюся жизнь тем, что разрушает в людях -веру в правду. Еще страшнее Бубнов. Когда эту сравни тельно небольшую роль поручили одному из лучших и опытнейших тюзовских актеров А. Мовчану, тот даж е обиделся: ведь Сати на, Барона, Пепла играли его младшие кол леги и ученики. Но расчет постановщика был точен. Молодые яростные порывы окруж а ющих, еще не до конца сломленны-х людей, наталкивались .на непреодолимую стену фи лософии ничегонеделания. Бывший владелец скорняжной мастерской Бубнов ушибся од нажды и на всю жизнь. Оказа-вшись на дне, он вскоре смиряется со своим положением и даж е начинает получать удовольствие от жизни без надежд и стремлений. Самодо вольный, с заплывшими глазками на мяси стом лице, с неизменной усмешечкой «а тол стых губах, Бубнов — Мовчан уют-но уст раивается на нарах и все время что-то дела ет. Эти «дела» — беспрерывно чинить, што пать свою оде,жопку. Одно тревожит его — это -когда кто-то пытается вы-рваться из за сасывающего болота. Вот тогда, сверкнув из-под лохматых бро-вей глазами, Бубнов, подобно каркающему ворону, обрушивает на голову бунтаря свой резкий голос. И ес ли удастся ему вселить неверие, высмеять порыв,— довольству нет предела. Живой мертвец, он и всех окружающих стремится' превратить в покойников. На этом жестоком фоне представали тра гические судьбы жертв. Одна из лучших р а бот спектакля — Актер в исполнении Е. Ле- мешонка. В прошлом Актер — безусловно талантливый служитель Мельпомены. Еще и сейчас нет-нет да и всплеснется он озор ной выходкой, выкинет веселый фортель этот бывший Сверчков-За-волжский. Стихи, которые с таким -неимоверным трудом всплывают в его памяти, Актер читает по- настоящему артистично, глубоко. В -нем много от детски-наивного восприятия мира. Потому и поверил он в сказку исцеления, в чудо-клинику, которую посулил ему Лука. Но жестоким фарсом обернулась утешитель ная ложь. Тоскующим взглядом в последний раз окинул Актер — Е. Лемешоно-к жалкую ночлежку, где прошли последние его дни. Заметив на столе бутылку, о.н привычно уст ремляется к ,ней. Но внезапная мысль оста навливает на лолдороге: ведь он решил на чать новую жизнь, с алкоголизмом иоконче- -но! Вдруг губы Актера кривит усмешка — все обман, все ложь,— и медленно наливает он водку в стака-н. Совсем немного, не для того, чтобы опьянеть, а чтобы старику доса дить. Он даж е грозит ему, отсутствующему, пальцем. Жалкий протест слабого. Вот те перь все! Совсем не театрально, запахнув ветхое пальто, ссутулившись, трусцой убе гает Актер со сцены, уходит из жизни. Нервный п-ульс борьбы ощутим был в спектакле в любой сцене. Ни минуты вя лого, аморфного течения жизни. В яростных схватках гибли те, кто поддавался обезору живающей идее утешительст-ва. В финале наше внимание вно-вь было зафиксировано на отро-мной, расплывшейся жабе-печке. Нет, это не теплый очаг, не пристанище пос ледней -надежды. Д аж е -печь лжива в этом страшном мире. За ней прячутся, подслуши вая чужие признания, возле нее готово свер шиться убийство. Смех, с которого начался спектакль, потонул да дне жестокой жизни. Театр страстно отстаивал своим спектак лем горьковские позиции воинствующего гуманизма. Призыву «терпеть», даж е если жизнь невыносима, этой «религии рабо-в и хозяев», -постановщик противопоставлял идею действенного, активного отношения к жизни. «Надо уважать человека! Не ж а леть... не унижать его жалостью! Уважать надо!» В этих словах содержался основной и-дей-ный акцент спектакля. Произносил их Сатин — А. Д орож ка после долгого мучи тельного раздумья. Сло-ва рождались как отк-ровение, -как итог событий го-рестных, как противовес сценам унижения человека. Вме сте с Сатином радость открытия испытыва ли и зрители. Неизменными аплодисмента ми встречал зал призыв-угрозу — «Уважать надо!» Кузь-мин решил спектакль по-горьковски «изнутри», лишь кое в чем отда-в дань бы- лы-м увлечениям внешне-постановоч-ными приемами. Собрав актеров для первой беседы по бу дущему спектаклю «Горячее сердце» А. Ост ровского, -режиссер говорил: — Конечно, жан-р комедии позволяет нам думать о счастливом финале, о победе го рячего сердца Параши в борьбе со всеми невзгодами. Но это будет -натяжкой. Нель зя разрывать две линии пьесы — сатириче скую и лирическую. Перед нами трагиче ский балаган крепостной Руси. Порывы к счастью задушены, люди духовно искалече ны. Счастливый конец невозможен. Так началась работа над новым спектак лем тюзян. Зазвучала разудалая балалайка, и закру жилась сцена с домами, домишками и казенными заведениями города Кал-ино-ва. В п-ричудли-вых позах проплывали -перед на ми обитатели, а персонаж «от автора», ак тер в современной одежде, провозглашал: «На сцене нашего театра будет представле на...» Балаган, да и только! Д аж е и зазы ва ла есть. А сколько потом будет веселого и злого смеха! Сколько издевательских сцен, высмеивающих Градобоева, Кур-ослепова. их глупость, своекорыстие, отупелость их ник чемной жизни. Сколько смешных трюков, остроумных на-ходок! Но только вскоре мы
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2