Сибирские огни, 1974, №4
родственную, литературную, так сказать, тему. Скоротечкина, героя рассказа «Котиковая шубка», сочинявшего милые и талантливые сатирические штукенции, в конце концов до воды коллег добивают. В самом деле, как здесь устоять, когда герой только и слышит: «Надо, дорогой, глубже пахать. Широкоза- хватнее, так сказать. Чувствуете, как она пульсирует, эпоха-то?»; «Ты бы, старик, ро ман грохнул. Пора уж. Снимай короткие штанишки»; «Малогабаритный вы товарищ. Никогда у вашей жены не будет котиковой шубки». И взялся-таки Скоротечкин за ши рокозахватный роман. Теперь все говорят: «Вы слышали? Зиновий-то опять эпопею вы дал. Говорят, здорово отобразил. Не чита ли? Что? Недоотобразил? Ну, ничего. В следующей доотобразит». Об этом ж е рассказ «Только сон», но здесь заметно усиливается сатирическое начало, органично входят элементы фан тастики: ведь речь идет о сне. Коллеги героя, один крупнее и важнее другого, наперебой расхваливают его за то, что он бросил, «наконец-то, заниматься сво ими сатирическими штучками - дрючка ми, а взялся за ум и написал не что такое, вполне героическое и многоча- стевое—трилогию... сумел подняться в ней до уровня, что-то там очень правильно ото бразил и, вообще, продолжил традиции». И пошло дело как по маслу. Не беда, что произведение еще в наборе кое-где засаха рилось, а кое-где разжиж аться начало. Но совсем иным выглядит пробуждение: руки пахнут табаком, а не сластят, как во сне, на телестудии завернули сценарий комедии. Словом, события самые рядовые и обычные для сатирика: «Редактор вечерней газеты положил на мой рассказ резолюцию: «Опять этот Н. с его висельным юмором!» Р едак тор областной газеты, прочтя мою рукопись, сказал, что за это еще Зощенку били — за одурачивание советских людей. А в «Моло- дежке» какой-то юный товарищ, небрежно прищурившись на мои юморески, спросил: «У вас, я полагаю, материал на четвертую полосу?». — Разумеется! — ядовито ответил я.— На четвертую полосу, в правый нижний угол, самым мелким шрифтом, а еще луч ше — между строк симпатическими черни лами». В остальных двух рассказах «Наш весо мый вклад» и «Последний чудак» заметно усиливается начало фантастическое, услов ное, сказочное. Здесь уж е зло высмеивается острая «принципиальная» борьба двух на думанных направлений, никому не нужная затея с заменой голов на более совершен ные. «Наш весомый вклад» рассказывает о бу дораж ащ ем открытии — развенчании «пол зучих остроконечников» (сторонников р аз бивания яиц с острого конца.— Э. Ш.) с их гнилой теорией и о тех событиях, ко торые в результате этого развернулись в одном учреждении. Рассказ, безусловно, ед ко и зло высмеивает кампанейщину, без думных и беспринципных деятелей-«флюге ров». Д ля них безразлична суть любого дела и важно только внешнее благополучие и благообразие. Понятно, что мягкая добро душная ирония по такому поводу была бы просто неуместна. И изменение тональности рассказа, авторского отношения — законо мерно и обусловлено самим объектом ос меяния. Однако заимствование из известно го произведения приема разоблачения — борьба «остроконечников» и «тупоконечни- ков» — снижает оригинальность, а зна чит — и художественную ценность этого произведения. Быть может, утверждение это можно и оспорить. В конце концов, мы имеем нема ло книг, в которых использовались далеко не оригинальные сюжеты, а произведения навсегда входили в историю литературы. Дело не в этом. Бесспорным и очевидным мне представляется лишь то, что характер наметившейся в творчестве Н. Самохина тенденции состоит во все более усиливаю щемся сатирическом содержании его рас сказов. Юмор ж е обретает новые качества и оттенки. А как же иначе, если объект ос меяния соответственно возрастает и оказы вается все более значимым и общественно весомым? Незадолго до своей смерти известный со ветский сатирик Б. Егоров снабдил добрым напутствием книгу рассказов Н. Самохина «Три прекрасных витязя». «Осторожный чи- • татель,— писал тогда Б. Егоров,— может спросить меня: «Неужели вам в этом сбор нике все подряд нравится? Неужели, нет ог рехов, сучков и задоринок?» Возможно, есть. Возможно, не все рассказы остры на сто процентов. Некоторые на 98,7. Возмож но, нечетные рассказы сильнее четных. Воз можно, что автор кое-где сгущает краски, что, кстати, не исключает того, что в дру гих местах краски разжижены. Не исключе но также, что Н. Самохин кое-где увлекает ся... Но об этом судить читателю...». И читатель хорошо, с пониманием и со чувствием судит. Невольно как-то мне вспо минается Н. Самохин в читательской ауди тории. Вместе с другими «огнелюбами» он рассказывает о журнале, о своем творчест ве. И где бы это ви было — в сельском клубе, рабочем общежитии, актовом зале ин- ' ститута — неизменно чувствовалось: его рассказы знают и любят. Уйти с трибуны труднее всего было ему. С прозаиком не могли конкурировать даж е поэты. Сдержан ная, даж е суховатая манера исполнения Н. Самохина, без какого-либо нажима на смешные места, придавала рассказам к а кую-то особую веселость, теплоту и значи мость. Конечно, и теперь юморист и сатирик не застрахован от того, что где-то краски его рассказов окажутся слишком сгущенными, а кое-где не в меру разжиженными, что не все выходящее из-под пера писателя будет острым на все сто процентов. Такова уж судьба каждого, кто избрал для себя этот горячий цех литературы. Тем большую ра дость доставит каж д ая творческая удача. Нет сомнения, что и таких моментов еще много впереди у Н. Самохина.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2