Сибирские огни, 1974, №4
буду я жалеть, — пишет он, — что сделал сей круг. Нужды народные здесь так раз нообразны, что нельзя познать их совер шенно на большой дороге». Личные путе вые впечатления оставили глубокий след в памяти Сперанского, но больше всего его потрясло посещение нерчинских заводов. «Вчерашний день, — писал он дочери, — я возвратился сюда из преисподни, из Нер чинских заводов... Я видел своими глазами последнюю линию человеческого бедствия и терпения. Ничто не может быть поучитель нее сего впечатления». Судьбы людей не могли оставить Сперанского безучастным наблюдателем. Весь вопрос состоял в том, как понимал он свой долг. Мог ли он по ставить себя на место обездоленных? Был ли он в состоянии отдать себя решению их судеб? Д а, отчасти мог, но свой долг Спе ранский понимал очень ограниченно, как к а бинетный наблюдатель, который признает положение «низов» ужасным, расписываясь при этом в собственном бессилии из-за бо язни перед лицом самодержавной власти, с одной стороны, и перед угрозой народных выступлений — с другой. Д аж е в его на иболее прогрессивный период государствен ной деятельности — до ссылки — в «Плане государственного преобразования» Сперан ский наделял политическими правами толь ко дворянство и людей «среднего состоя ния». «Низы» — рядовое крестьянство, в его планах оставались политически бесправ ными. Большую часть своего пребывания в Си бири Сперанский провел в Иркутске, кото рый тогда считался административным центром. Его образ жизни был прост и со вершенно не похож на поведение и быт его предшественников. Вставал он рано и по утрам работал «с огнем». В эти часы, как правило, он занимался чтением науч ных трудов или литературы. Именно в Си бири им были написаны замечания на Шле- геля, где прослеживалась эволюция взгля дов последнего и его переход на консерва тивные позиции; Сперанский читает и пере читывает сочинения Клопштока и столь не обходимого здесь Миллера; с большим не терпением ож идает очередной том «Исто рии» Карам зина. Он следит за литератур ными новинками, выходящими в России: с осуждением отзывается о деятельности Шишкова как представителя реакционного направления в литературе и с восторгом — о только что вышедшей поэме Пушкина «Руслан и Людмила», отмечая у автора «замаш ку и крылья гения». Утренние часы давали ему духовный зар яд на весь день. После этого он обычно совершал прогулку, одетый «в длинный сюртук и пуховую шля пу или кожаный картуз». По воспоминани ям современников, вечерами он любил захо дить в различные дома, особенно купече ские.1Близких знакомств не имел, за исклю чением некоторых своих помощников: Цей- ера, Батенькова, Репинского и директора иркутской гимназии Словцова'. «Здесь, на пример, кто истинные друзья мои? Колод- 1 С п е р а н с ки й бы л з н а ко м со С л овцовы м ещ е по А л е кс а н д р о Н е в с ко й се м и н а р и и . ники и чернь. Так было, так есть и так должно быть», — писал Сперанский доче ри. Действительно, эти люди больше всего были заинтересованы в ликвидации беспо рядков и выступали как искренние его по мощники. Дом Сперанского .был открыт для всех без исключения. Процедура приема жалоб была максимально упрощена, а кре стьянам и бурятам все претензии разреша лось высказывать на словах, безо всякой бумаги. Скромный образ жизни, отсутствие фор мальностей и, главное, прекращение притес нений очень быстро расположили население в пользу генерал-губернатора. В Иркутске число жалоб, поступавших Сперанскому от жителей, достигало 300 в день. Большин ство из них так и осталось без ответа, по тому что малочисленная канцелярия Спе ранского не справлялась с огромным объе мом работы. Но ограничений для жалоб не делалось —- жители должны были почувст вовать, что свои интересы можно и нуж но отстаивать. Именно с этой целью Спе ранский взыскивал деньги с прежнего на чальства по искам русских поселенцев и инородцев. Так, например, с верхнеудин- ского исправника Геденштрома при удов летворении исков взыскано 51 570 рублей, с иркутского губернатора Трескина — 115 тысяч рублей, а с нижнеудинского исправ ника Лоскутова — 129 тысяч рублей. Надо полагать, что сумма предъявленных исков была лишь незначительной частью от того, что присваивалось чиновниками. Но даж е эта часть выраж алась весьма внушительной цифрой — 2 миллиона 847 тысяч рублей, особенно, если учесть, что деньги в то вре мя были весьма редки и дороги в Сибири. По мнению Сперанского, всякий другой край, меиее обильный, был бы разорен по добными хищениями совершенно. Злоупотребления существовали практиче ски везде, но особенно велики они были в торговле хлебом и сборе ясака1. Картина беззастенчивого грабежа населения и откро венного казнокрадства наглядно выступает в одной из ж алоб «ясачных»: «При вносе ими в Томское казначейство ясака, казна чей берет в подарки себе лучший зверь, а посредственный откладывает в казну; что канцелярские служители тогда выдают кви танции, когда заплатят им за каждую 10 рублей, и что священник села Николаевско го не токмо умерших не отпевает года по два и требует за то по 10 и по 15 рублей, но крайне затрудняет браки, и за венчание берет по 25 и по 40 рублей, отчего молодые люди большею частию остаются холостыми, а все вообще приходит до того, что ясака и податей оплачивать будут не в состоя нии». В торговле нарушения были главным об разом из-за монополий. В Сибири получила распространение так называемая «запрети тельная система», которая предусматривала целый ряд запрещений и ограничений в тор говых операциях. На все виды сделок требо 1 Я с а к — н а л о г с к о р е н н о го насел ения С иб и ри (б урятов, т у н гу с о в ), вы пл а ч и ва е м ы й н а ту р о й , в о сн овн о м ц е н н ы м и м ехам и.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2