Сибирские огни, 1974, №4

Почему ему дали чудное имя — Кир? Ребята, даже Санька Маля­ вин с Петькой Вязовым, дразнят: «Кир-мыр, весь из дыр!». А ему и ответить нечем, кроме как лезть драться? Почему место, где они живут, называют по-разному: большин­ ство — «Нахаловка», а часть пожилых мужчин, особенно инвалиды, упрямо твердят: «Наш Порт-Артур»? Место как место. Крутой песчаный откос. В откосе одна под дру­ гой торчат, как печные заслонки, темные двери землянок. Там, где позволяет крутизна, влепились скворешнями сделанные из разного хламья домишки. Такие же, как и их хибарка, и соседняя — дяди Леонтия. Между землянками и домишками косой перепутанной паути­ ной пролегли в песке тропки и дорожки. Заведи кого чужого — не сра­ зу найдет дорогу к берегу. Напротив, за широченной мутной Обью, виден «Затон» — большая протока, куда на зиму стаскивают все пароходы и буксиры и где рабо­ тал отец, когда кончались летние погрузки. Поверху, на горе, над самой головой, тенистое старинное кладби­ ще со множеством мраморных памятников и тяжелых чугунных намо­ гильных плит. Там очень удобно играть в прятки и сыщики-разбойники. Налево с порога видны, как на ладошке, пристань и прибрежная часть города с большими каменными и деревянными красивыми дома­ ми. И опять же «почему?» Почему там люди живут не так, как здесь, и нет ни одной землянки? На всё эти «почему?» и еще множество других у Кира ответов не находилось. Мог бы помочь только один человек — дядя Леонтий. Но он бывал теперь редко с той поры, как однажды вечером зашел и повел прощальный разговор с матерью: — Мастеров по мелкому ремонту, Арефа Семеновна, чуть не всех мобилизовали. Даже на Царской улице на трех мастерских — замки,— в голосе слышалась ухмылка,— а купцам замки починять стало неко­ му. Вот, несмотря на гласный надзор, мастерскую под боком у дома самого начальника округа мне открыть разрешили. Удобно им... да и мне. Там, при мастерской, и жить придется. Мать глубоко вздохнула. — Жалеть вас будут в «Нахаловке». Многим людям, Леонтий Ни- канорович, вы жизнь облегчали, не только ведь чугунки дыроватые чинили. — За это и вам, и людям — спасибо. А переехать мне надо. — За купцов, ли чо ли, сердце заболело? — Об купцах у нас, Арефа Семеновна, забота особая. Дело иное требует. — Вам, конечно, виднее... Матери тоже скучно. Может, в десять раз скучнее, чем ему, Киру. Он это хорошо понимает. И чтобы сделать ей что-то приятное, хоть чем-то обрадовать, он, издали завидев ее, кричит: — Ма-ам, а я кашу съел. Всю! Дочиста! И на берег не бегал. ...Самое же хорошее время наступало перед сном. Мать начинала о чем-нибудь рассказывать. — Пошто имя у тебя такое? Родила-то я тебя зимой, за рождест­ во. Надо крестить нести. Хотела я, а отец ни мне, ни крестным не дал: «Мой сын — мне и нести». Сам-то на радостях выпимши. В церкву-то взошли, а на полу — лед. Отец и подскользнись, чуть с тобой вместе не грохнулся. Ну, подо всеми иконами в полный свой голос громкое слово и сказал. Поп с дьяком из притвора, где купель стояла, выскочили и на него: «Как, такой-сякой, в храме божием себя ведешь?! Дитё на святое \