Сибирские огни, 1974, №4

летом варенья ведра два наварила: и за смородиной ездила, и за чер­ никой, а нынче разу в лесу не была — не пускает,— в притворной стро­ гости глянула она на мужа. — Эти ягодники мне поперек горла стоят,— вскинулся Леонид.— От них шоферам отбоя нет: готовы на прицеп забраться, лишь бы в тайгу уехать. Ничего не понимают... — До ягод я жаднющий...— перебил Георгий Васильевич,— помню, еще в мальчишках, как-то пошел с бабами за смородиной. Ну, вместе шли только до кустов, а там — кто куда разбредались... Пробираюсь я это в кустах, смородина есть, но такая мелкая, редковатая, а тут вдруг смотрю — батюшки! Крупная, черно, и кустов много. Подвесил я кор­ зину на шею и давай хватать. Тороплюсь, пока, значит, бабы не по­ доспели. Слышу — они уже приближаются. Табуном идут. Что делать?! А место такое низкое, сумеречное: кустарник густой, и через него одна тропиночка. Неохота мне, чтобы они это место нашли. Скинул я с себя рубаху и давай на животе смородину давить. Так измазал живот, что вроде раны получилось. Лег поперек травы, а голову в кусты спрятал. Лежу. Комарье меня облепило, жгут — спасу нет. Может, от них, а мо­ жет, от чего другого пришла мне в голову мысль: вот, мол, от жадности и крови своей не жалко. Бельдяева, старика нашего деревенского, вспомнил... Как он нас самопалом от своей черемухи гонял. Неохота мне на него походить и баб жалко стало. Вскочил я и давай их кричать... Одолел я тогда свою жадность, запомнился тот день, а вот ягоды до сих пор люблю собирать. А теперь вот...— голос Георгия Васильевича дрогнул, и, досадуя'на себя за это, он закончил почти сердито:— Не до ягод... Хотя в лес-то бы надо сходить... Надо бы...— раздумчиво добавил он. Леонид крутил головой, посмеивался, довольный поглядывал на Лиду. Редко отец был таким разговорчивым, веселым, и, к тому же, что-то окончательно стариковское, примиряющее неожиданно появи­ лось в отце, в этих рассказах, которые Леонид никогда не слыхал. — Вот давай завтра и махнем вдвоем? На Петушки, а? — охотно подхватил Леонид,— Завтра же воскресенье... — Не растрясешь мои кости на этой тарахтелке? Мне как-то не приходилось на ней ездить,— с интересом спросил Георгий Васильевич. — Мотоцикл у меня... человек — знает, кого повезет,—с ребяче­ ским бахвальством ответил Леонид. Он наливал себе уже четвертую стопку и остановился, когда Лида снова толкнула его ногой. Это ее движение не ускользнуло от Георгия Васильевича, и он, прикрыв ладонью усмешку, поднялся из-за стола. — Ну да, с вами только чаи распивать, да и то холодные,— с со­ жалением сказал Леонид. Он лежал рядом с притихшей Лидой, а в комнате на диване по­ кашливал, не спал Георгий Васильевич. «Изменился, помягчел отец,— растроганно думал Леонид,— Так бы всегда... И какой разговорчивый, шутливый. А то все на полной серьезности. Чуть что не так скажешь, не так сделаешь — тут уж по­ щады не жди. По себе мерил, по своей прямоте. Строго жил, а что хоро­ шего имел? Одни неприятности. Сколько по свету мыкался из-за своих высоких принципов. Как цыгане кочевали... Пожалуй, только здесь — в Подлесовке дольше, чем в других местах, прожили...». Из Подлесовки Георгия Васильевича направили в Васюганский леспромхоз, и он уехал туда поздней осенью. Уехал один, не посчитав­ шись, что жена была серьезно больна, а Леонид учился в десятом клас­ се, и менять школу на последнем году было рискованно. Наверное, Ге-