Сибирские огни, 1974, №4

что ли, не хватает такой любви?» Но Миля, может быть, только для того и затеяла свой роман, чтобы было о чем поговорить. И Надя милосерд­ но спрашивает: — Ты видела его жену? — Видела! —Миля произносит это, как «еще бы!» — Я ее выучила наизусть. Можешь себе представить красавицу с мордой белой крысы? Так это она. И вместе с тем красива. Такая уксусная на редкий спрос красота. — Он уйдет от нее? — Черта с два. Он безвольный. А эта красотка слабая и кроткая. Запомни: это самый сильный, непобедимый тип бабы. Иногда в субботу Надя с сыном ездит в гости к Миле. Она живет с матерью на окраине города в собственном доме. Это старинный дом, окруженный одичавшим, гибнущим садом. Весной, когда цветут вишни и яблони рядом с обугленными умершими деревьями, здесь и красиво, и таинственно, когда все в снегу, сада как будто нет. Нина Андреевна, мать Мили, помнит Надю еще школьницей и лю­ бит рассказывать, какая та была поэтическая, ласковая девочка. Она вы­ сокая, усохшая, в любой час хорошо одета: на руках множество бра­ слетов и колец. «Мама всю жизнь играет даму в пьесе из богатой жиз­ ни»,— говорит Миля. И это правда. Нина Андреевна никогда не выходит из этой роли. «Миля, голубушка,—говорит она,—-накрывай на стол, я принесу серебро». «Серебро»—разномастные вилки и ножи из нержавей­ ки, вызывает у Нади смех, как и многое другое, о чем говорит Нина Анд­ реевна. Она, например, обожает ругать молодежь: «Девушки курят! Кра­ сят лица так, что о тех, кто мал ростом, просто боишься запачкаться в трамвае». Миля слушает и пускает кольца дыма, на лице у нее, как говорит­ ся, живого места нет, но Нина Андреевна этого не видит. Она играет свою пьесу, и в ней у Мили нет роли, она из массовки — молоденькая девушка без особых примет. Олега Нина Андреевна тоже не замечает. В квартире три кошки, хомяк в железной клетке. Олег выпускает из клетки хомяка и пытается подружить его с кошками. Когда он садится за стол, кошки, подняв хво­ сты, ходят вокруг его стула. Нина Андреевна вспоминает разные истории из детских лет Нади и Мили, они втроем хохочут, и только Олег не слушает, оглядывается на кружащих кошек и потихоньку бросает им куски со стола. Наде хочется стукнуть его по затылку. — Оставь в покое кошек. Неужели тебе ни капельки неинтересно, о чем мы говорим? Миля морщится: — Ну, что ты к нему вяжешься? Что ты от него хочешь? — Хочу, чтобы у него было сердце. — Есть у него сердце,— заступается Нина Андреевна,— маленькое, спокойное, мужское сердце. Олег слушает и морщит лоб, в глазах терпение. Нельзя понять, как он относится к разговору о себе. — Сердце — среднего рода,— говорит Надя,— оно ни мужское, ни женское, оно бывает или человеческим, или бесчеловечным. Когда мне было столько лет, сколько ему сейчас, мама повела меня на фильм Чар­ ли Чаплина. Зал стонал от хохота, а я плакала. До сих пор не понимаю, над чем там можно смеяться. В этом доме у Нади всегда лирическое и грустное настроение. Годы бегут, жизнь меняется, давно уже нет девочек Мили и Нади, а скатерть на столе все та же, и у Нины Андреевны все так же бренчат браслеты на запястьях, и взгляд устремлен вдаль.