Сибирские огни, 1974, №4
Она вошла в отдел и, как лунатик, побрела между столов 'к сво ему месту. — Что с тобой? — спросила Ася Стукалина. — Смету они расширяют по моему усмотрению. — Ты едешь? — спросил Толубеев и чуть не испортил все.—Сына берешь с собой? — С собой, — ответила она, хотя сразу поняла, что это невозмож но,— мы еще не установили сроки. — Не в сыне дело,— спасла Аська,— пристроим. Надька, ты хоть соображаешь, на какую самостоятельность вырываешься? Новое в ар хитектуре— музей и современность, баня по-черному и стеклянный бал лончик парикмахерской. Везет людям. Они все были в курсе ее горестей: как она месяц билась над тем, чтобы вписать, привязать к местности типовой проект, не вылезая из сметы. В двенадцать дня позвонил Раскосов. — Надя, у меня предчувствие: сегодня умру. Все в отделе стихли, слушают, что она будет говорить. Раскосов всегда звонит ровно в двенадцать, такая у него игра — звонить ровно в двенадцать. — Не умрете,— она говорит тихо, делая вид, что не замечает, как все прислушиваются,— у вас здоровый организм. Вы будете жить сю лет. — Спасибо. Сто лет — это неплохо. А почему тогда предчувствие? — Потому что все хорошо у вас, так хорошо, что даже страшно. — Понятно,— говорит Раскосов,— объяснили — и все стало понятно. Каждый день он морочит ей голову своими разговорчиками, а она дурачит весь отдел. Никто не знает, кто ей звонит. Ася Стукалина оби жается: «Змея ты, Надька. Напускаешь таинственность, как будто кому- нибудь интересно». А самой интересно. Странный этот Раскосов, зво нит зачем-то каждый день. Иногда после работы она встречает его в институтском дворе и спрашивает мимоходом: — Еще не надоело? — Нет. А вам? — Не знаю. Глупо, по-моему. Раскосов останавливается и говорит ей в спину: — Подумаешь, умная. Надя улыбается, но Раскосов этого не видит. Он остается во дворе, ждет, когда там появится его жена. Они вместе пойдут в детский сад за сыном, которого, как и отца, зовут Сашей. Надин сын, красивый большеголовый мальчик, ждет ее после ра боты дома. Домашние уроки по арифметике он выполняет сначала на черновиках, поэтому колонки цифр в тетрадке сияют красотой. Он та щит Надю с порога к столу, сует ей дневник и тетрадки и нетерпеливо постукивает каблуком, торопя ее. — Не бей хвостом,— говорит Надя. Это их семейное выражение. Когда-то ей так говорила мать. Сын пыхтит, прижимает подбородок к груди и нацеливается на нее, как бычок, выпуклым, с кудрявой челкой, лбом. Наде хочется притянуть его к себе, поцеловать в круглую пушистую макушку, но он отчужден но пыхтит и ждет той секунды, когда она скажет: «Ладно, не нудись, иди». Он не идет — летит. С места в карьер. У Нади перехватывает в гру ди: ей кажется, что он врежется в косяк двери или в стену. Дверь в ко ридоре провожает его орудийным залпом. Вырвался.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2