Сибирские огни, 1974, №4
Римма Коваленко Надя Рассказ Разговор на этот раз пошел о семейном воспитании, дескать, что увидел, заглотнул человек в детстве, то и потянется за ним через всю жизнь. Укладывали в папки чертежи, сдували со столов, графитную пыль, мужчины закуривали—минут за пятнадцать до звонка в отделе раз решалось курить. Каждый день в эти минуты возникал общий разговор. — Да чепуха это,— как всегда заваривала спор Ася Стукалина,— у нас семья была скупая, над каждой копейкой чахли, насмотрелась, наглоталась этой скупости досыта. И что? — всю жизнь в долгах, хоть бы что-нибудь застряло в характере. — Аська, у тебя вечно примерчики из самых недр личной био графии. — А твои откуда? С базара? — Грубо, Стукалина. — Семья, воспитание — это все правильно, но есть еще наследст венность. Почему-то ее никто не берет во внимание. — Тихо! Говорит Егорова. Давай, Надя, излагай, а то скоро зво нок, и мы ничего не узнаем про наследственность. — А тут излагать нечего: два близнеца живут в одной семье, в одних условиях, а вырастает два разных человека. — Мы же совсем не про то. — Откуда мне знать, про что вы! В последние дни каждое резкое или небрежное слово вызывало сле зы. И сейчас кольнуло в горле, слезы подступили к глазам, она отвер нулась. Спас звонок. Пусть будет счастье тому, за глаза руганному и осмеянному человеку, который придумал этот звонок. Ровно половина шестого. В шесть она будет дома. А они могут продолжать свой диспут. Есть ли жизнь на Марсе — нет ли жизни на Марсе, газеты бы лучше вслух читали, чем вот так, коллективно, толочь воду в ступе. На улице сразу все проходит: и обида, и волнение. Легко шагает ся, так бы шла и шла, есть же счастливчики, которым не надо спешить домой. Она оглядывает прохожих: сколько все-таки людей, и ничего не известно, кто у них дома, что у них дома. И еще есть окна домов. Слепые днем, вечером они вспыхивают радугой занавесок: вот за этой в пету хах веселых красок — тайна чьей-то счастливой семейной жизни.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2