Сибирские огни, 1974, №3

— Думаю. — Думаю. Слышал, как бабы поют: «Подросла трава высокая, да некому косить. Подрастают наши дочери, да некому любить»? В тишине отчетливо было слышно, как щелкают, подпрыгивая, нагретые тополиные стручки. Прон стоял с равнодушным лицом, показывая всем своим видом, что председатель не велика шишка, а в Проновой деревне он вообще нуль. — Так вот(— решительно заговорил Анатолий.— И свадеб наиграем, и народ уве­ личится. Неужели ты в это не веришь? Яков, давая понять, что брат не одинок в споре, сказал: — Верить-то верим, да больно все медленно. Прону не захотелось иметь заступника. — С коих это, паренек, ты заспешил? — Я о другом,— терпеливо сказал Анатолий,— я о хлебе. Нужно много хлеба, зна­ чит, нужно много машин, лошадьми не справиться. — Машины! — Прона зацепило за живое.— Машину запрячь — дело хорошее. А то, сколь стоит матушка Россия, все лошади да лошади. Одной кожи на кнуты и на хомуты истрачена прорва. — И на кнуты для людей. — И для людей,— Прон говорил спокойно.— Лошадь бьешь — бежит быстрей, че­ ловека — соображает поживее. — Вот он такой,— обратился Яков к Анатолию,— на себя наговаривает. Кого хоть ты бил-то, кого хоть раз ударил? — упрекнул он Прона. — Посмотреть еще эти машины надо,— сказал Прон.—-Сможет ли земля эку тя­ жесть держать. — Сможет. Только ведь рабочие не пашут, которые машины делают. Надо их кормить. — С ними мы сами договоримся. Напрямую. — Пойдемте в избу,— взмолился Яков. Тяжелый зной стоял над деревней. Земля ссыхалась. — Тебя разморило, иди отдохни,— сердито сказал Прон. Он шагнул под навес, в тень, где стояли выездной тарантас-плетенка, телега, ле­ жали соха с деревянными ручками и деревянная борона. Здесь было попрохладнее. Яков, тяготившийся бездельем, взял из корыта отмокающее ивовое корье и стал отры­ вать лыко от коры. т Разговор сбился. Прон стал помогать брату. Анатолию делать было нечего. •— Нет ли у тебя, Анатолий, тцкой возможности, чтоб Аньку-дурочку вылечить? — спросил Яков,— Хотя ее уже, наверное, не вылечишь. Сколь ни шептали над ней, через хомут продевали, толку — пшик. Она — интересное дело — бежмя бежит к лече­ нию, как ровно чувствует, что ей добра хотят... Шепчут, с угля брызгают, волокита все это! Прон пожалел председателя, его беспомощного бездельного вида. — Отдам я тебе наган,— сказал он. И все-таки не сдержался.— Ты этим наганом хлеб выколачивай.— Он отдирал лыко так, что Яков, державший кору, дергался.— А то ведь знаем, как бывает: власти хлеба не дашь, она солдат пришлет. Солдатики тоже не пашут, а кушать им вынь да положь. — Ты всех бы за сохой заставил ходить. — Перед богом все равны и перед работой надо, чтоб равны,— вставил Яков,— Полегче, Прон, полегче,—урезонил он брата. — Новая жизнь! — говорил Прон, дергая очередное лыко еще сильнее.—Посчитал бы, кто поумней, сколько этих новых жизней было. Раз веришь, другой раз, третий, глядь — уж подыхать пора.— Он дернул так, что выдернул из рук Якова корье,— Зем­ лю делил, председатель, сколько себе нарезал? — Нисколько,— ответил Анатолий. — Ваше благородие, гражданин-товарищ,— ерничая, протянул Прон.— Ведь это ты сглупил. Шарыгинскую землю рассовал, себе не взял, мужикам показал, что боль­ ше всех Шарыгина боишься. Другое показал, что жить здесь не собираешься...