Сибирские огни, 1974, №3

«Константин Сергеевич очень ценил та­ лант Ольги Владимировны. Казалось, все отпустила ей природа, чтобы нести человеку радость, и даже в ролях, не свойственных ее натуре, она брала в полон своим редкост­ ным обаянием и солнечностью». Оба эти свидетельства ярко характеризу­ ют Ольгу Владимировну как педагога. Основную работу по первому спектаклю вел я, по второму—Гзовская. Постановка «Домика в Черкизове» не представляла осо­ бых трудностей: режиссерское решение бы­ ло простым, а роли игрались легко, потому что исполнители «играли» самих себя, сво­ их современников. Иначе обстояло дело с «Самодурами»: пьеса ставила перед исполнителями новые задачи. Первая — состояла в том, чтобы каждый уяснил себе характер своего внеш­ него поведения: ведь речь шла о людях да­ лекого XVIII века. Вставал также вопрос и о х а р а к т е р е итальянцев и внешнем его выявлении. Самим студийцам было ясно, что они должны стать другими, нежели в «Домике в Черкизове». Но все они были очень молоды, ни в каких «заграницах» не бывали и итальянцев никогда не видели. Помню несколько весьма показательных в этом плане занятий, во время которых Гзо­ вская вызывала к жизни характерные осо­ бенности итальянцев, их легкую возбуди­ мость, отходчивость и непосредственность. Она рассказывала разные случаи, характе­ ризовавшие итальянцев именно с этой сто­ роны, показывала сценки, которые ей при­ ходилось наблюдать самой на рынке среди торговцев, когда страсти разгорались до то­ го, что, казалось, смертоубийства не избе­ жать. И вся-то заварушка происходила из- за того, что одна торговка по ошибке за­ хватила крохотный пучок редиски у другой и присоединила к своим. Какие тут сыпа­ лись с обеих сторон упреки! В каких тягчай­ ших преступлениях только не обвинялась сама виновница и ее родители, дедушка и бабушка, и так до десятого колена. Не от­ ставала в яростных обвинениях и другая сторона. Но достаточно было среди этой пе­ репалки обратить внимание на какого-ни­ будь мальчишку-оборвыша, который под шу­ мок собирался стащить яблоко, как «смер­ тельные враги» немедленно становились го­ рячими союзниками и сообща обрушивались на маленького воришку. А спустя минуту те же тетки уже заливались дружным хохо­ том, увидев, как, убегая, мальчишка спотк­ нулся и упал в лужу, и тут же, со слезами на глазах, начинали залечивать ему неболь­ шую царапину и угощали тем самым «ябло­ ком раздора», из-за которого все началось... Вот такая непосредственность, воспламе­ няемость и отходчивость,— говорила Гзов­ ская,— и должны быть у тех «итальянцев», которых изображали обыкновенные русские люди далекого и холодного сибирского го­ рода. Надо было еще отработать у студийцев быстроту и четкость речи. Ведь у многих из нас речь — словно свежая тянучка, она при­ липчиво тянется и вязнет на зубах. Италь­ янцы же говорят не только быстро, но и четко, выговаривая все звуки. Как же на­ учиться такой речи и «уничтожить» свою, медленную, да к тому же неотчетливую и неэнергичную? И тут Гзовская придумывала различные упражнения. Например, предлагала ситуа­ цию: кому-то, отъезжающему в вагоне по­ езда, надо сообщить нечто крайне важное. Поезд уже тронулся. Как сказать свои сло­ ва так, чтобы они полностью дошли до «ад­ ресата» и чтобы он их понял? Кроме того, тот должен дать знать остающемуся, что понял его, и повторить сказанную ему фра­ зу в то время, 'Когда поезд уже уско­ рил ход. Или представим себе некоего врача, ко­ торый очень торопится: у него много ви­ зитов, и каждого пациента надо обязатель­ но навестить. При этом надо разъяснить больному, чтобы он не напутал и не принял яд вместо лекарства. Как это все сделать в крайне ограниченный отрезок времени? В этом случае Гзовская вспоминала Ста­ ниславского, который стремился выработать французскую речь у таких «русопятов», ка­ кими были актеры МХАТа Массалитинов и Колин, игравшие врачей в «Мнимом боль­ ном» Мольера. Ставя исполнителей в другие подходящие обстоятельства, Гзовская успешно добива­ лась своего и создавала правильную «рече­ вую атмосферу» в комедии великого италь­ янца. Но и это еще не все. Сюжет пьесы отно­ сится к той жизни, которая нам кажется чуждой. Чтобы заставить «звучать» этот сюжет в соответствии с духом современно­ сти, Гзовская сочинила ряд интермедий, в которых отражалось и н а ше отношение к событиям пьесы. Эти интермедии выполня­ ли и другую функцию — помогали сделать необходимые антракты для подготовки следующей картины. К сожалению, все эти интермедии-стихи, которые делали спектакль более близким зрителю, остались в тех суфлерско-режис­ серских экземплярах «Самодуров», которые теперь вряд ли возможно отыскать. Музы­ ку к спектаклю написал тогда совсем еще молодой Оскар Фельцман... Когда подготовка спектакля близилась к генеральной репетиции, Гзовская решила проверить саму себя: она пригласила при­ сутствовать на репетиции известного исто­ рика театра Елену Львовну Финкелыитейн. — У меня безумно болит голова,— ска­ зала Елена Львовна, усаживаясь на свое место — Вряд ли досижу до конца... Но... закончился первый акт, а она не уходит. Мы, естественно, не напоминаем о головной боли. Заканчивается второй акт, затем антракт, и, наконец, пошел третий акт, последний. И наш строгий судья, про­ сидев до самого конца, одарил постановщи­ ка такими приятными комплиментами, ко­ торых никто и не ожидал. Финкелыитейн сказала, что забыла о своем недуге — столько бодрости и жизнелюбия несет в се­ бе спектакль. Гзовская, конечно, понимала, что спек­ такль еще не вполне «дозрел», его еще на