Сибирские огни, 1974, №3

зиму и весну 1941— 1942 гг. Конечно, мы по­ нимали, что самодеятельность предпочитает теории практику. Поэтому теория была све­ дена к самым основным требованиям сцени­ ческого искусства. Наша программа включала в себя общие сведения по истории театра, основные на­ правления в сценическом искусстве, поста­ новку голоса, дикцию, движение, художест­ венное чтение, драматические отрывки. Мы строили занятия по системе К- С. Станис­ лавского, большое внимание уделяя этюдам и импровизации, учитывая возможность их показа зрителям, хотя бы только «мамам» и «папам». Спустя год, прошедший в интенсивных и плодотворных занятиях, нам предложили показать работу тогдашнему секретарю об­ кома партии М. В. Кулагину. — Вероятно, вы хотите, чтоб у вас был свой театр?— спросил он после просмотра. Все возбужденно заговорили: — Да, да, конечно! Будем работать днем и ночью! — Ну, что ж... Попробуем что-нибудь сде­ лать... Окрыленные надеждой, самодеятельные актеры сумели в короткий срок приготовить два спектакля: «Домик в Черкизове» («До­ мик на окраине») А. Арбузова и «Самоду­ ры» К. Гольдони. Благодаря хлопотам М. В. Кулагина мо­ лодой театр был введен в систему государ­ ственных театров со своим бюджетом. Это произошло 8 февраля 1943 года, а 21 мая мы сдали свой первый спектакль—«До­ мик в Черкизове». Он был принят очень со­ чувственно. Теперь надо было ожидать, ког­ да будут готовы декорации, чтобы вынести спектакль на зрителя. Должен сказать, что главная заслуга в создании молодежного коллектива принад­ лежала Гзовской. В стужу и ветер, в лютый мороз и в дождь— никогда не прерывала она занятий со своими питомцами, постоян­ но заботилась о том, чтобы укрепить у сту­ дийцев высокое чувство советского патрио­ тизма, сознание своего гражданского долга, внушала им принципы поведения, которые проповедовались ее учителем и наставником К. С. Станиславским. Гзовская призывала своих учеников помнить о тяжелых испыта­ ниях, переживаемых Родиной, трудиться са­ мозабвенно в далеком тылу, где в холодных заводских цехах также ковалась победа над врагом. Она часто повторяла слова Станис­ лавского: «...если ваше сердце студийца пол­ но понимания ценности своей земной твор­ ческой жизни, то оно полно и первой лю­ бовью человека—любовью к своей Родине»; «В каждом артисте должна быть сила отре­ шения от личного, которая учит поднимать­ ся к героическому напряжению духа». В среде студийцев всегда царила атмосфе­ ра дружбы, взаимопомощи и требовательно­ сти. Конечно, Гзовская не забывала и об основах драматического искусства: пластиче­ ски выразительного движения, правильной, значительной и красивой речи, общего куль­ турного развития. Я иногда опасался: не от­ пугнут ли молодежь столь повышенные тре- 12 . С и б и р ски е о гн и № 3. бования, не заставят ли искать «легких» пу­ тей в искусстве? Но оказалось, что именно такая требовательность крепче сплачивала людей, разных по характеру и склонностям, способствовала созданию настоящей твор­ ческой атмосферы. Помню, как Гзовская готовила некрасов­ ский «Зеленый шум». Ее увлекательные разъяснения к этому произведению очень напоминали мне мое собственное «театраль­ ное» детство во МХАТе, когда Леопольд Антонович Сулержицкий вводил нас в «Си- ную птицу» на роли... «Тарелок». Казалось бы, что можно придумать в такой «.роли»? А вот Сулер придумал. Он сумел убедить нас, что все «Тарелки» не одинаковы по ха­ рактеру. Пока они не «пробуждены» для жизни в сказке, а остаются просто тарелка­ ми,— они все одинаковы. Но как только «проснулись» для какой-то своей, сказочной, жизни, они приобретают особые качества и начинают проявлять свой строго индивиду­ альный характер: одна спокойна и движется равномерно, без рывков; другая—порывиста, нервна, даже подпрыгивает; третья—все время как бы стремится вырваться, «выбро­ ситься» на пол. Вот и Ольга Владимировна Гзовская об­ ладала такой способностью внушить, напри­ мер, особые представления о том, кто про­ износит некрасовские слова. Впоследствии одна из наиболее талантливых студиек Лю­ ба Лунева записала: «...Теперь, весной, когда журчат ручьи, пахнет свежей травой, когда ветер шеле­ стит молодыми листьями, я невольно вспо­ минаю, как мы читали хором в первый год учебы: Идет, гуд ет зе л е н ы й ш ум , З ел ен ы й ш ум , в есе н н и й ш ум ... И шум то нарастал, то затихал, как поры­ вы ветра,— казалось, волнуются, трепещут весенние русские рощи и перелески. «Шу­ мит тростинка малая»,— читала я, а низкий женский контральто подхватывал: «Шумит высокий клен». И сейчас перед глазами сто­ ит одухотворенное лицо нашего «дирижера» Гзовской. Так мы познавали «азы», так учи­ лись понимать, что театр—искусство кол­ лективное... Студийцы острили, что «у Гзовской даже дубы делаются талантливыми»! Да, терпе­ нию и настойчивости этого человека прихо­ дилось лишь удивляться. Она могла рабо­ тать в студии много часов подряд и, каза­ лось, никогда не уставала. Словно в ее сер­ дце существовала постоянно туго натяну­ тая струна, которая на любое движение, на любую мысль отвечала точной нотой. А как она показывала, работая над ролью с моло­ дыми актерами!.. Каждый из нас от встреч с Ольгой Владимировной уносил в сердце частицу радости, которой было так много у нее, человека-художника...» А вот что писал другой человек, Николай Николаевич Ларионов, самый юный артист Художественного театра, попавший к Гзов- скбй в обучение значительно раньше, когда театр готовил постановку «Мнимого больно­ го» Мольера: