Сибирские огни, 1974, №3

ся жизни, ее обычаев и предрассудков. При этом он даже с какой-то лихой бесшабаш­ ностью расправляется со всем тем, что сос­ тавляет этические принципы жизни его ро­ дителей. Антирелигиозный максимализм Тимофея вытекает из его четкой политической про­ граммы: «Все на земле принадлежит рабо­ чим и крестьянам». В рассказе «Заноза» можно увидеть отражение конкретных кон­ фликтов того героического времени, когда рождение новой морали, новых отношений происходило в муках души и сердца, но ре­ шительно и активно. Кроме того, здесь осо­ бенно сказалась такая черта творчества К. Урманова, как умение в отдельном эпи­ зоде передать трудности становления соци­ алистического сознания, нелегкую ломку старых представлений о мире, о, жизни, о взаимоотношениях людей, ростки того нэ- вого, что только обещало прорасти в буду­ щем. Это умение увидеть общечеловече­ ское и классовое содержание революции, показать корни, истоки новых взаимоотно­ шений между людьми определяет своеобра­ зие творческой манеры писателя. По верно­ му утверждению 10. Андреева, К. Урма­ нов, как и другие писатели того времени (А. Неверов, Л. Сейфуллина), сумел «вос­ произвести не только картину сложного взаимодействия различных сил в деревне, но и дать ее в течении, в диалектике, в из­ менениях на протяжении времени»1. Богатство и разнообразие жизненных фактов, привлеченных автором, приводит к объяснению многих важных историче­ ских явлений, в том числе — массового со­ противления народа колчаковщине и борь­ бы за Советскую рласть. В драмагически- конкретных картинах К. Урманов изобра­ зил, как крестьянство Сибири после пого­ ловного грабежа и насилия поднялось про­ тив Колчака, как «миллионы научились понимать, что такое Колчак, миллионы крестьян Сибири пришли к большевизму»2. Писателю удалось передать созидательный характер революции, пафос обновления ми­ ра, как праздник всеобщего единения и братства. Гибель многих людей — и тех, кто «молчаливо и безропотно принял власть насильников», и тех, кого «в отдел­ ку заездили», и тех, кто «стеной встал» против белогвардейщины, чтобы в борьбе «познать правду жизни», — не напрасна. Смерть одних утверждает жизнь других. В этом художественная специфика трагиз­ ма рассказов К. Урманова, источник их жизнеутверждающего начала. Память автора является одновременно и обвинительным документом палачам, и мо­ нументом умершим, и напутствием живым. Писатель считает, что ему необходимо рас­ сказать об увиденном; это его высокий нравственный долг. В 1939 г. он издает сбор­ ник рассказов «В последний час», куда, по­ мимо большинства произведений из сборни­ ка «Гневные годы», вошли три новых: Ю. А н д р е е в . Революция и литера­ тура. Л., 1969, стр. 242. 2 В. И. Л е н и н . Поли. собр. соч.. т. 39 стр. 42. «Встреча», «Листопад», «Сын», написанные в жанре воспоминаний («Воспоминания из недавних дней горькими запахами полыни овивают меня»). В этих рассказах тема гражданской вой­ ны продолжает исследоваться уже в рет­ роспективном восприятии. Пафос «гнева» не исчез, по добавилась боль утраты. Здесь сама композиционная структура лириче­ ского повествования способствовала более глубокому раскрытию внутреннего мира героев. Центральное место занимает фигу­ ра рассказчика, то вспоминающего лично пережитое («Встреча»), то охваченного волной грусти при мысли о погибшем дру­ ге («Листопад»), то соприкоснувшегося с чужой героической жизнью, воспринятой им очень личностно («Сын»). Подобный пе­ ревод тех же самых событий гражданской войны в Сибири в лирический план связан с утверждением положительного идеала художника. Здесь он имеет возможность со­ поставить настоящее, советскую действи­ тельность, с прошлым, являвшимся для не­ го живой памятью сердца. В рассказе «Встреча», посвященном «светлой памяти брата Феди, погибшего в Амантайском бою», автор детально вос­ производит атмосферу этого боя, когда «лю­ ди встали стеной... стон и ругань — все сли­ лось в одну безумную музыку». Раненого героя этого рассказа во время расстрела забросали трупами и землей. Это еще сов­ сем молодой человек, тонко чувствующий и о многом в жизни задумывающийся. И автор — сам участник этого боя — нахо­ дит удачное сюжетное решение рассказа, показав все перипетии боя путем воспро­ изведения психологического состояния ге­ роя, у которого вся боль и ужасы увиден­ ного проходят через самое сердце. Вот он наблюдает, как белые сбрасывают трупы в канавы: «Какие у них сейчас лица? Неуже­ ли спокойные, как у себя на огороде? Мне б очень хотелось взглянуть им в глаза, но я лежу ниц... Жить... жить.... жить... Порой хотелось вскочить из канавы, пасть на колени и молить о пощаде, — ведь мне только двадцать первая весна. Неужели вот они, такие же молодые, как и я, поднимут на меня лопаты, чтобы раз- можжить мою уцелевшую голову? ...Около двух тысяч человек было в селе: партизан, детей, стариков, женщин. Многие ли уцелели?» Личные переживания героя рассказа пе­ реплетаются с его рассуждениями о добре и зле, о судьбах разных людей. Очевидец соединяется с художником, тонким, наблю­ дательным и взыскательным. Социально­ психологическая подлинность характеров и ситуаций сочетается с лирической автор­ ской оценкой, глубоким осмыслением сущ­ ности исторических событий и достигает большой степени художественной вырази­ тельности. Если в рассказах 20-х годов для К. Ур­ манова главным было донести первое впе­ чатление очевидца, то здесь уже ретроспек­ тивный взгляд на те же события предпо­ лагает большую степень обобщенности. На