Сибирские огни, 1974, №3

все, что захочет. Но когда ей случалось отстаться с Левой вдвоем, с нее слетал этот наигрыш, она терялась, не знала, что ей говорить, что д е ­ лать. А Л ев а т ак обезоруживающе смотрел на нее и так затаенно мол­ чал, что она в смущении тут же б еж а л а на люди... Когда она вышла з а ­ муж, пришло другое, совсем непохожее на прежнее чувство. Зачем ей лич­ ная свобода и власть над кем-то, если Р а я с Олегом стали одним сущест­ вом, кто-то будто перемешал их друг с другом, слепил заново, поделив в. них все поровну. Она почти забыл а об этом чувстве своей юности и: вспомнила о нем через много лет и то только, может быть, потому, что на ее горизонте снова появился Лева. Это случилось лет через семь после ее замужества , когда Вишневский перешел в их институт. ...Раино сердце отозвалось в тот вечер на зов юности, потому что* Лева был оттуда, из той незамутненной ничем жизни. Вишневский острил по-мальчишески дурашливо, они вспоминали смешные истории из школьной жизни, такой далекой и близкой, б удто это было вчера. — Помнишь физика? — Отца Федора?, — Ага. А помнишь, как мы подрались с Мишкой Ковалевым на его уроке? Ну ка к же... Стоит отец Федор спиной к классу и колдует с о своими весами, рвет бумажки и уравновешивает тарелки. Знаешь, ка к он: мог отключаться от нас, когда что-то делал свое. — Еще бы... — Ну вот. Мы толпимся тут же. Меня толкнул Мишка, я его. Пош ­ ла у нас легкая потасовка. Ударим друг друга и поглядываем на отца Федора, вот он нас разнимет. А он никакого внимания. Потасовка пе­ решла в драку. Из носов кровь уже, а он все свои бумажки рвет. Д е в ­ чонки завопили, наконец-то он повернулся к нам и говорит: «Вон из- класса. Вас и на минуту нельзя оставить...». Они смеялись, а затем шли танцевать, и Л ев а вновь вспоминал з а ­ бавную историю из жизни их класса, и опять нельзя было удержа тьс я от смеха... И только когда вечер окончился и они шли домой, перед ней с р а з у явилось все: и дети, и муж, и ее нескладная жизнь. Она поняла, что р а з ­ решила себе, хотя и в мыслях, что-то недозволенное. Р а я как бы увидела, себя со стороны — з амужнюю женщину при двух детях,— и острый стыд опалил ее. Она позволила Леве его долгие, со значением, взгляды прямо в глаза и чувственные прикосновения во время танца — все это сейчас Р а я вспоминала, и ее обдавало жаром . Тогда же решила покая ть ­ ся Олегу, и хотя рассказать-то в сущности было нечего, все же з а го ­ ворила: — З а мной Лева ухаживал... — Видел,—самодовольно засмеялся Олег,—ты ему скажи, чтобы он не очень, а то я ему ноги... — С к ажи сам ,— холодно ск а з а л а Р ая , и они до самого дома шли молча, точно поссорились. Тогда же она д ал а себе слово больше не позволять того, что было- на вечере. На следующий день, когда они встретились с Левой в инсти­ туте, Р а я отдалила его на то безопасное расстояние, на каком он был все эти годы, но в себе заметила перемену. Ей казалось, что Вишневский не похож на многих сотрудников их института: не мельчит, не суетится, у него нет пустых, пошлых р а з ­ говоров. Оказавшись вместе с Левой на совещании у директора института или у какого-либо из его замов, а то и просто столкнувшись в институт­ ских коридорах, она молчала и ж д ал а , когда заговорит Лева. Ей к а з а ­ лось, что, когда говорит Вишневский, его нельзя не слушать, й искренне: