Сибирские огни, 1974, №3

жив, упрекает за черные мысли жену, но сам он жить уже не может. Не в силах со­ владать с собой, Гуляев приносит в ячейку партбилет: «Не могу я быть коммунистом... Надо родиться не эдаким... Чумазый я, да и все-то мы чумазые... Для новой жизни надо новых людей... Чистых». Глубокие противоречия жизни, конфлик­ ты, проходящие через душу человека, стра­ дания человеческого сердца К. Урманов изображает с предельной откровенностью, показывая такие ситуации, когда человек раскрывается неожиданно не только для окружающих, но и для себя самого. Одна- ко в этом же рассказе намечаются характер­ ные черты новых человеческих отношений. Петруха совершенно правильно понимает, что «для новой жизни надо новых людей», но не знает еще, что эти новые люди не, возьмутся невесть откуда, что именно ему’ самому и таким, как он, предстоит «в че­ ловека выделаться» (примерно о том же впоследствии скажет комиссар Петрович в романе С. Залыгина «Соленая Падь»: «Ре­ волюции — ей одних побед над врагами слишком мало! Ей нужны победы над по­ бедителями! Над самим собэй она требует побед! Чтоб в каждом торжествовало- ре­ волюционное существо, чтоб мы побеждали в себе гадов!») Заслуга К. Урманова заключается в том, что он умело изображает этот этап народ­ ного сознания, когда свершается нелегкий шаг к новой нравственности. Более того, здесь показан сам процесс вызревания ре­ волюционной нравственности, кэгда проис­ ходит осознание героями самих себя, когда к ним приходит чувство ответственности за все происходящее. Писатель создает обра­ зы представителей нового мира с их твер­ дой решимостью покончить с прошлым, но еще не всегда с отчетливым пониманием сущности новых отношений между людьми. Удачно использует автор колоритные ху­ дожественные детали, отдельные вырази­ тельные штрихи для передачи характерно­ го облика персонажей. На площади возле села Ивановка собралась толпа. «Мотается на бревнах с петушиной задорностью чело­ век, в потертом азяме, с наганом за поя­ сом. Лицо темное, закопченное, заросшие щеки впали, серые глаза бегают по сторо­ нам, и в ветровые пространства тычет из­ зябшая, потрескавшаяся от грязи, рука» («Гнев»), Используя особый прием харак­ теристики, автор даже не называет этого человека, но зато полностью излагает его жизненную программу, проникнутую рево­ люционной устремленностью: «Большевики повернули нашу жись на правильную путь, штоб жили по-братски. Ни татар, ни киргиз, ни немцев, нн русских нету — все одна семья — трудящие которы. А буржуям и протчим кровососам — амба! Натерпелись мы нуждишки — хватит! Будем жись ла­ дить так, как надо. Изберем, скажем, Мит- рия да Николая и в Москву пошлем, пу­ щай поедут в царевы палаты заседать, об нашей жизни думать — мы хозяева. Заве­ дем коммуну, штоб все обчее, и плюем на нуждишку. Наши фабрики, наши заводы, наши железные дороги, наши магазины и лавки. Скажем, порвались порты у Ивана — идет в лавочку, старые долой, а новые давай сюда». Наивность представлений о сущности коммунистических отношений сочетается у героя рассказа, активного борца за Совет­ скую власть, с достаточно четким понима­ нием социальной, экономической и интерна­ циональной политики большевиков и, что самое главное, с поиском нравственных ис­ тин, определяющих этику революционного мира, нового общества. Социально-истори­ ческая обусловленность психологии героя закономерно переплетается с героическим пафосом утверждения новой морали, целе­ направленностью борьбы за нее. К- Урма­ нов показывает тот период истории, когда «все переворотилось»: представления о жизни, о личности, об обществе. Рисуя своеобразие революционной эпохи, когда происходит «огромнейшая передел­ ка человеческого материала» (А. Фадеев), писатель точно передает остроту социально­ психологических процессов, происходивших в сибирской деревне. Он стремится пока­ зать и всю сложность возникающих новых отношений после установления там Совет­ ской власти, раскрыть мир индивидуальной психологии. Иван Беспалов из рассказа «Заноза», бедный замордованный крестьянин, испы­ тавший на себе «художества» колчаковцев («в гроб загнали нас Толчаки»), приходит в полное отчаяние, увидев у сына партби­ лет. Ему кажется, что сын опозорил его на­ веки, отступившись от бога. Для него сын — безбожник, отрезанный ломоть, лучше бы его и не видеть живым. Диалектика революционных изменений в деревне по­ казана К- Урмановым во всей своей дра­ матичности, и силе кондовых нравственных представлений, инертности психологии про­ тивостоит мораль духовного прозрения человека, рожденного революцией. Эту но­ вую мораль сын Ивана — Тимофей — пы­ тается донести и до родителей: «Нет, ты только послухай. Две тысячи лет, а може и более, поклонялись наши деды, прадеды разным колчужкам и мы тому же покло­ няемся. Вон как на божнице... Глаза тара­ каны выели, лика-то совсем незнатно, хто он, а мы намаливаемся! «Господи. Пошли, господи!» Дурь одна, дичь! По Расеи си- час нигде этого дерьма нету — изничтожи­ ли, потому все в понятие взошли. Иконы, они все равно что флачки: полиняли — выкинуть, замест их новые по весне, коли требуется. Так и с богом: полинял бог-то. Христос учил в небо глядеть, милости божьей ждать, а наш учитель Ленин гово­ рит: крой дармоедов и в хвост и в гриву, все на земле принадлежит рабочим и кре­ стьянам. Которы трудящи...» К. Урманов точно воссоздает образ человека, только что вернувшегося с фронта, резкого и бес­ компромиссного в своих суждениях о жиз­ ни. Тимофей только начал приобщаться к основам марксистско - ленинского учения, но его отличает уже большое чувство соци­ альной и политической ответственности, ко­ торую он стремится привить и другим, пы­ таясь разрушить силу инерции, устоявшей