Сибирские огни, 1974, №3

В бой роковой мы вступили с врагами... Чернее и красное. Печаль и бодрость... Темная ночь и радостный рассвет. Город как одно могучее сердце. Билось оно, кипе­ ло от всего радостного нового, что трепета­ ло в красных знаменах, в звуках оркестра, в голосах людей, мягких и ласковых». Стилевой поток этого рассказа отличает­ ся лиричностью и трагедийностью, страст­ ной накаленностью языка. Здесь каждая фраза скорбит, внося в рассказ яркую эмо­ циональную образность и революционно-ро­ мантическую тональность. В рассказах К. Урманова отражаются об­ щие закономерности развития советской прозы 20-х годов, когда писатели, наряду с выражением энтузиазма эпохи, стремились конкретно-реалистически передать черты но­ вой революционной действительности перио­ да гражданской войны. Он убедительно по­ казал, как не сразу возникает у людей чув­ ство классового самосознания, как по-раз­ ному они приходят в революцию: пастух Омар («Красные бусы»)— ценой невольно­ го предательства, батрачка Марина («Ма­ ринка») — из-за любви к партизану Сер­ гею и т. д. В сборнике «Гневные годы» автора при­ влекает разнообразие характеров, рожден­ ных эпохой революции и гражданской вой­ ны. Он внимательно прослеживает мысли и чувства представителей и творцов нового мира, но не обходит вниманием и внутрен­ ний мир тех людей, кто ему откровенно чужд. Броскими, запоминающимися деталя­ ми К. Урманов сумел передать агонию кол­ чаковщины, ее «последний час», запечатлеть лики и образы старого мира, уходящего в прошлое. Это и «сам верховный», что «на­ счет пыли в глаза мастер». Это и штабс-ка­ питан, готовый «пустить себе пулю в лоб» в страхе перед теми, «что идут строить новую Россию»; и поп с его стонами и воплями: «Господи! Как жили! Как жили! Неужели этому приходит конец?»; и купец Комаров, мечущийся по степи со своим тысячным та­ буном баранов («Последний час»), В рас­ сказе «Милость врага» внимание автора при­ влекла фигура бывшего члена революцион­ ного совета Маликова, который «в нужный момент предал весь совет, чтобы самому возвыситься до освободителей города от большевиков» и приказал в виде «особой милости» расстрелять жену бывшего своего товарища Зайцева — вместо того, чтобы за­ сечь ее розгами. В рассказе «Жень-шень» исследуется характер обывателя Трофима Михайловича с его черной тоской по поводу того, что вот-де он «всю жизнь недоедал, недопивал, тянулся из года в год, копил деньги на дом. И вот в доме поселился ко­ миссар Троянов с товарищами. Нет радо­ сти. Нет покоя». В изображении К. Урманова «два мира», столкнувшись между собой в непримири­ мой схватке, существовать вместе не могут. Неизбежность гибели старого мира, его об­ реченность— очевидна. И вся система худо­ жественных средств автора подчинена ре­ шению этих конфликтов, обусловливая их несовместимость, контрастность, драматизм. Герой рассказа «Кровь на снегу» дед Ми­ тяй •— «как хозяин и над лесом, и над вся­ ким зверьем и птицей; молодое деревце не срубит зря, пузатую зайчиху или куропатку по весне не стрелит». В «Митяев лес» при­ ходят колчаковцы, и сразу же «словно злая птица взмахнула над миром крыльями, за­ крыла для Митяя солнышко, отняла ра­ дость». К. Урманову в большой степени уда­ лось передать динамизм революции, пока­ зать, какие люди включаются в борьбу. Многие урмановские персонажи — это не только герои революции и жертвы колчаков­ щины, но и люди, которым «крепко надо по­ думать, с кем идти». Для К- Урманова, как и для подавля­ ющего большинства писателей тех лет, чрезвычайно актуальной была проблема но­ вого героя. «Целого человека не видно», — с тревогой писал в то время А. Толстой о молодых прозаиках. «Подробности быта, слова, словечки блестящи. Выхваченные интересные ключи жизни... Острые минуты, события, случаи, настроения, но целого не видно. Мелькание людей, но не сам чело­ век»1. Новый человек не встает во весь рост и в рассказах К- Урманова, но заслу­ живают внимания попытки писателя запе­ чатлеть приметы этого нового человека с его новыми человеческими качествами. Причем, в центре внимания автора оказы­ ваются не столько закаленные большевики типа комиссара Троянова, отряд которого направляется на Алтай для ликвидации ос­ татков колчаковщины («Жень-шень»), сколь­ ко молодые коммунисты с не совсем еще устоявшимся мировоззрением. Используя возможно полнее жанровые возможности рассказа, писатель все время стремится по­ казать столкновение личности и среды. И здесь важно посмотреть, как проблемы, связанные с рождением нового человека, проявлялись в каждом конкретном случае. Ведь постижение правды нового мира в бы­ ту, в семье, во взаимоотношениях^с одно­ сельчанами протекало порой сложнее, чем в окопах или на митинге. Герой рассказа «Пестрядь» Петруха Гу­ ляев с фронтов гражданской войны «до­ мой возвращался радостный, особая лю­ бовь была у него теперь к человеку. По- новому жить хотелось, других тянуть за собой к этой новой жизни». Вернувшись в родное село, он узнает, что его жену изна­ силовал белогвардейский офицер. Понача­ лу он утешает ее, говоря о родившемся у нее ребенке: «Ничего, проживем... Ты толь­ ко не думай, что он чужой... Твой ведь... Ребята все одинаковы... Любить надо...» Но впоследствии насмешки односельчан («наш ревком теперь с сынком офицерской кро­ ви») мучают его нестерпимо. «Пришел враг в родную избу, — размышляет Гуляев, — и оставил муки на всю жизнь». В этом рас­ сказе поражает психологическая точность разработки характера ГулЯева, который пытается зйдушить ребенка, откровенно и облегченно радуется, когда тот остается 1 А. Т о л с т о й . Собр. соч., т. 10, М., 1961, стр. 175.